Сергей Булыга - Чужая корона

Га, думаю, а почему это пусть грабят?! Кто они такие, чтоб над нами измываться? А мы им кто, быдло?! Нет, мы не быдло, мы люди, мы простые, как сама земля простая, мы от этой земли, это наша земля, а они не люди, а собаки княжьи — кости за ними подбирают, миски за ними вылизывают. А к нам приперлись как паны! А я, дурень, сижу как пень, молчу и все это терплю. Да и как я все это терплю, если я никогда ничего не боюсь, если я даже на самого анжинера не побоялся лопату поднять!..

Га, тьфу! Как только вспомнил я про того анжинера, так сразу стишился. Сам себе думаю: сиди, Демьян, молчи и никуда не суйся, вон какой на тебе грех — на анжинера замахнулся! А если этот анжинер и вправду есть сам Цмок, тогда как быть? Но зато если…

Га! Сижу и не знаю, что делать. А там, слышу, шуму все больше и больше. Сижу, зубы стиснул, молчу. Коса стоит в углу. Ат, добрая коса, прямо мне по руке!..

Тут прибегает мой малой, у него вдруг отчего-то глаз подбит, приносит мне горячего. Я про глаз ничего не сказал, а просто взялся перекусывать. Он стоит, смотрит на меня, помалкивает. После осмелел, стал спрашивать: кто такие гайдуки, почему они такие, как собаки, отчего они… Ат! Не хочу повторять: малому что, у малого разум короткий, он еще ничего не понимает, он может всякое спросить. А ты сиди и слушай! А каша колом в горле! А тут еще оттуда дымом потянуло, чую, мой хлев подпалили, собаки! Ат, тут мне кровь в голову! Ат, я совсем разъярился! Схватил косу, ш-шах! — из землянки выскочил! Бегу! Малой за мной не поспевает, кричит сзади, наполохался. А я бегу! Я на него не оглядываюсь! Бегу, коса наперевес! Дым над деревней! Ат! Огородом, огородом, после ш-шах! — через дрова перескочил, один из них как раз рядом стоял, козу из хлева выводил, я ш-шах! — его косой — и закосил! И на второго! Он бежать! Я за ним! Ш-шах! — по ногам закосил, после по шее ш-шах! Кровища! Я ору:

— Братки! Хватай этих собак! А не то разбегутся!

Га, братки! Никто за ворота не выскочил! Один я туда-сюда по деревне гонялся, один и косил!..

Пока всех пятерых не выкосил. Только тогда остановился, косу в траву отбросил, пот со лба утер. Стою, молчу. Молчу. Молчу…

Я, может быть, и по сегодняшний день бы молчал, если бы дед Бурак мне заговоренной воды не поднес. А так я ее только пригубил, и меня сразу отпустило. А я тогда был уже в своей хате, сидел за столом, наши вокруг меня стояли. Ближе всех стоял Максим, наш войт. Вот я у него, как у власти, и спросил:

— Где гайдуки?

— Положили как людей, — он отвечает. — И уже даже отпели.

— Это добро, — говорю. — А что кони?

— А с конями пока ничего.

Я тогда встал, говорю:

— Кони, они не наши. Надо их отдать господарю.

Кони были сытые, ладные, в хозяйстве ох как нужные, но никто со мной не спорил. Вышли мы все, только без баб и без малых, это ясно, отвели тех пятерых коней за Гапкин малинник, там, где самая гиблая багна, но и трава густая, добрая, стреножили их там и оставили пастись. А сами, я так велел, пошли гати разбирать. Разобрали с одной и с другой стороны от деревни саженей по три сотни, не меньше. После пошли и запруду порушили, там тоже было много возни, провозились почти что до самой ночи.

Зато большое дело сделали! Теперь кто и откуда к нам сунется, а?! От такой радости пошли мы все до Максима, там Максимиха уже все приготовила, ловкая баба, да и наши ей подсобили, так что мы там сытно, добро посидели и поговорили — я им еще раз рассказал про ту канаву и про анжинера. Потом еще сидели. Да мы сидели бы и дальше, но тут стали наши бабы приходить и скоро нас всех разобрали.

Вернулся я домой, лег — и как в дрыгву провалился, так крепко заснул. Может, мне в ту ночь много чего снилось, но запомнил я только одно: посреди дремучей пущи, на поляне возле костерка сидит пан анжинер на старой замшелой колоде, копченые конские ребра обгладывает и радостно цмокает. Утром проснулся я и думаю: ага, значит, ему наши кони по смаку пришлись! И наше дело, надо думать, тоже. О, добро!

Так оно потом и было. Анжинер нас хранил. Но и мы тоже старались — стишились, от деревни никуда не отходили. На огородах ковырялись, а если за грибами, ягодой или за какой дичиной, так тоже только по ближним местам. А чтобы кто куда за солью или еще куда зачем, такого не было. Иначе говоря, затаились, как мыши. Как будто больше нет на свете нашей Малой Зятицы (мы так называемся), как будто мы вместе со всем своим хозяйством в дрыгву провалились. А что! Мы понимали: ты только куда сунься, так тебя сразу под ребро и пытать: где наши гайдуки, куда вы их подевали?!

А так нас нигде нет — и не с кого спрашивать. Правда, дней через десяток после того случая к нам опять, уже другие гайдуки, хотели заявиться. А гатей нет! А еще Бог помог, дал доброго дождя, все кругом совсем позаливало. Я Ахрема посылал, он потом вернулся, рассказал, что видел: постояли гайдуки, понюхались, после сунулись и чуть не утопились, развернулись и ушли, плюясь, в свое собачье Сымонье. И так до конца лета они к нам уже не ездили. И ниоткуда из других мест тоже никого к нам не было. А как дойти! Такая кругом гиблая дрыгва, что просто дрыжики берут!

А лето кончилось — совсем стало легко: каждый день пошли дожди. Ну, думаем, теперь к нам до самой зимы никто не полезет, а где еще та зима!

Но тут мы не угадали, да и дед Бурак предупреждал, что еще будет к нам незваный гость. Я грешным делом тогда крепко наполохался, думал, что это опять пан анжинер по мою душу собирается.

Только пришел не анжинер, а Старый Савось из Клюковки, тот самый, если помните, который мне про смерть пана князя поведал, сказал, что это я его убил. Этот Савось — о, голова! Он и через гиблую дрыгву к нам прошел, почти не замарался, он и опять принес всяких вестей. Но сначала он спросил:

— Это ты, Демьян, тех пятерых гайдуков загубил?

Я молчу. Он тогда:

— Раз молчишь, значит, ты. Я так и думал. Но я не сорока, Демьян, я молчун. Я же им не сказал, что тогда тебя встретил.

— Кому это им?

— А тем, которых ты здесь загубил. Они, как сюда, к вам, ехали, сперва были у нас, пытали про тебя. Я сказал: да никого там, на канаве, в живых не осталось, анжинер их всех перетопил, Демьяна тоже. Да только они не поверили, дальше поехали, до вас. А ты их встретил, га!

Я молчу. Он тогда:

— Тогда они опять приехали, только уже другие, уже семеро. Уже не про тебя пытали, а про своих первых, пятерых. А мы им на то сказали так: мы ваших первых не видели, они до нас не доезжали, вы их в дрыгве поищите. Но и эти, вторые, нам тоже не поверили, дальше поехали, до вас. Потом проехали обратно и плевались, говорили, нет до вас дороги, как будто Цмок ее сожрал. Так что теперь радуйся, Демьян, больше искать тебя не будут. И тех, которых ты загубил, тоже уже больше не ищут.

Я:

— Почему?

А он:

— Так то разве были паны? Га, что собак искать! Да и у них теперь, в Сымонье, такая волтузня пошла, что им теперь совсем не до тебя и не до твоих гайдуков. Там теперь пан князь Мартын и пан князь Федор схватились судиться, кому из них теперь то Сымонье достанется. А что! Пан князь Сымон же околел! А пан Михал, его сын, еще раньше, а пана Юрия и вообще ворон костей не принесет! Вот теперь князья и судятся, один другому рвут чубы, а до простых людей им дела нет. Га, это доброе дело!