Сергей Булыга - Чужая корона

— Демьян, чего ты ждешь? Гляди, вода уже сошла, гати открылись. Веди их от греха подальше!

— А ты?

— Что я? — он говорит. — А кто тогда на Зятице останется? А если гайдуки вдруг нагрянут?!

Ат! Я же говорил, какой у нас народ! Вот и наш Максим такой же, его ничем с места не стронешь. Но, с другой стороны, он же верно говорит: вон уже сколько их при мне, их уже больше сотни, может, их даже две! А тут еще прибежал из Кавалочков один верный человек и сказал, что там уже все готово, там нас уже ждут. Ну, мы и пошли.

Да, вот что еще. Когда мы выходили, дед Бурак отозвал меня в сторону и говорит:

— Демьяшка, а твоя лопата всегда вся в крови. И сколько ты ее ни утирай, а она опять кровавая. Так это?

— Так.

— А ты хоть знаешь, чья это кровь?

— Ну, чья?

Он сказал. Я ничего ему на это не ответил, только рукой махнул. После лопату на плечо — и пошел дальше. Хлопцы пошли за мной. Вдруг вижу — мой малой за нами увязался. Я на него:

— А ты, дурень, куда?!

А он:

— Тата, и я с тобой, в Кавалочки.

— Нет, — говорю, — так нельзя. А кто тогда на хозяйстве останется? А если завтра гайдуки нагрянут? Иди, иди домой, а не то уши оборву! — и только хвать его за голову…

Он вырвался и отбежал в кусты. А я за ним с лопатой! Вот тогда он уже крепко наполохался и побежал уже домой. А мне стало легко, я пошел дальше.

Дорога у нас была ладная, добрая, и встречали нас везде, куда мы заходили, тоже добро. Мы их тоже никого не трогали — мы же не паны, не гайдуки поганые, а такие же простые люди, как и они сами. Мы пришли — и мы ушли, чего нам шкодить? И потом, мы же не просто так ушли, а мы идем бить панов, всех под корень, чтобы они уже больше никогда сюда не возвращались, чтобы наши люди и дальше жили так же, как они сейчас живут, — в своей хате и своим умом. Вот и встречали нас везде, как родных, и так же провожали. Так бы всю жизнь ходил!

Но вот дошли мы до Кавалочков…

Ай, нет! Вот что еще: в тех восьми деревнях, через которые мы тогда проходили, пристали к нам всего только пятеро зеленых хлопцев, а больше никто не пристал. Им, значит, бить панов уже не надо — они набились!

Зато в Кавалочках нас очень крепко ждали. Ну еще бы! По всей округе давно уже вольная воля, а что у них?! У них десять панов, с ними подпанки, гайдуки — это которые туда из ближних деревень сбежались, — и еще их свой собственный войт, гадский Данила Хмыз, собака дикая, упырь из упырей, и такой же подвойт Миколашка Губа, и возный, и гуменный, и лавник, и три тиуна, и всякая прочая мелкая свора. Вот тамошние люди нас и ждут. Вот мы к ним пришли…

Но сразу заходить не стали, потому что там у них тогда как раз стояли глебские паны, передовой великокняжеский отряд пана Хведоса Шафы. Их было полсотни, этих гадов, все они конные и с аркебузами. Сильная сила! Но нам сказали, что они завтра уйдут. Вот это добро, я на то ответил, они уйдут, а мы сразу придем, простые люди до простых людей, и всем вашим панам и их подпанкам будет моя лопата и дрыгва!

Почти что так оно потом завтра и было. Рано утром этот Шафа и его собаки посели на коней и съехали. А мы еще немного подождали и вошли. Ну и давай месить! А что! Такая у нас жизнь. Нас простые люди долго ждали, теперь они нам крепко пособили, тоже месили как могли и чем умели — и замесили весь тот десяток панов с их семействами, туда же и всех подпанков, и всех гайдуков, туда же и подвойта Миколашку, после гуменника, возника, лавника, тиунов и всякую прочую мелкую свору. И тех, кто за них заступался, тех тоже.

Только один гад войт Данила Хмыз, тот как будто сквозь землю провалился. Все обыскали, но нигде его не нашли. Я тогда войтиху за космы во двор выволок, кричу:

— Отвечай, гадюка, где твой гад?! А не то вот прямо на твоих глазах я сейчас твоих гаденышей передушу!

Тех гаденышей у них было семеро — ладные, сытые детки. А она, гадюка, верещит, что будто ничего не знает, где это ее гад Данила подевался. Народ орет:

— Меси ее, Демьян! Меси!

Ат! Тьфу! Дурной у нас народ. А я еще дурней. И вообще, долго я вам про все это рассказывать не буду, а только скажу, что так мы ничего от той войтихи и от тех войтенят не дознались. Это уже только потом, через столько-то дней, мне сам пан анжинер на того Данилу показал.

Но про анжинера еще рано. А тогда дальше было так. Вот прошлись мы по Кавалочкам, всю панско-подпанскую нечисть в дрыгву замесили, простой народ стал уже собираться на площади… Как вдруг наши бегут, кричат:

— Пан Хведос Шафа возвращается!

Га, это добро! Нас же тогда вон уже сколько было: все мои и с нами все Кавалочки, иначе говоря, три сотни крепких хлопцев, и у нас уже у многих аркебузы. Вот мы их, тех гадов, и встретили! Перехватили ночью в пуще на дороге, геть, геть, меси! И замесили всех под корень. Ихних коней тоже порезали и побросали в дрыгву, Цмоку на радость. А себе еще аркебузов набрали, еще сабель, еще пороху, в Кавалочки пришли… А там:

— К нам Бориска идет! С ним стрельцы!

— Добро! — кричим. — Замесим и Бориску!

Изготовились: нарыли вдоль дороги ям, попрятались. Сидим и ждем. Еще ждем. День ждем. Второй…

А тут опять бегут, кричат:

— Бориска напрямки прошел, нас обминул! Он, гад, вчера был уже в Жабках, а теперь еще дальше пошел. И быстро, гад, идет! И гати за собой ломает!

Вот эти ломаные гати его и спасли. Гнались мы за ним, гнались, но никак не догоняли. Только когда он вошел в Комарищи, тут мы его наконец догнали. И сразу кинулись месить! Нас было больше, чем их, было темно, и это наша земля, наша дрыгва, наш Край!..

Но они, гады, отбились от нас. Много наших тогда полегло, а те, которые не полегли, те побежали, разбежались кто куда. Остался я один. Ночь темная, иду по пуще, несу лопату на плече, с нее кровь капает. Ат, гадко мне! Ат, думаю, обманул меня пан анжинер — позвал меня в Кавалочки, а самого его там не было. А Цмок зачем сожрал пана судью и всех его стрельцов? А пана Михала зачем? А нелюдя князя Сымона? Вот этой вот самой лопатой! Да гори она гаром, проклятая! Да провались она, я думаю, — и ш-шах ее с плеча! И ш-шах ее себе под ноги в землю!..

Вдруг сразу вижу: о, передо мной горит костер. А у костра, с той стороны… на боку лежит пан анжинер! У него под головой вот такая вот толстенная книга, на глазах у него черные окуляры, глаз, значит, не видно, но все равно сразу понятно, что он крепко спит, — вон как скрутился, сапожки поджал. А еще над паном анжинером сидит кто-то наш, из простых, и комаров от него отгоняет, чтобы ему еще крепче спалось…

Э, нет, смотрю, а этот наш не из простых — вон какие у него острые, волосатые уши, вон какие костлявые и опять же волосатые руки. Да это самый настоящий волколак!

Только я так подумал, как этот волколак носом повел, меня учуял, ко мне повернулся…

Тут я и обмер! Да это же Данила Хмыз, он это, точно он, этот беглый войт кавалочский! Э, думаю, вот он куда забежал!