Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)

Всего с ладошку величиной, безликая, немножко потрепанная и потёртая она была — не игрушка. Скорее маленькое существо, странное создание с заключённым внутри духом. Я не верила в призраков, не верила в мистику, и считала это выдумкой, и, может быть, только из‑за рассказа Виолы я воспринимаю эту вещь, как одушевленную… не знай я истории, я бы взглянула на куклу как на куклу, а теперь моё собственное воображение дорисовывает то, чего нет. Однако я взяла её с кресла осторожно, как маленького котёнка, и также аккуратно положила себе в сумку, не закрывая, оставляя доступ воздуха… из уважения что ли.

Я вошла в агентство ровно в двенадцать, — и Пуля, и Зарина, и Вельтон были на месте, а часы — ратуша отбивали свой бой.

— Привет.

— Привет.

— …нам с друзьями тогда по семнадцать было, самая юность, и вот один наш друг однажды приходит и говорит, что он женится! Вчера ещё познакомился с девушкой, мы её и не знали совсем, а потом выяснилось, что ей ещё и тринадцати нет, ребёнок! Он её ждать собирается до совершеннолетия! Стал говорить, что это как в древние времена, когда помолвка будущих супругов едва ли не с колыбели могла состояться. Как мы над ним смеялись… — Вельтон сам похохотал, а Зарина не выдержала даже такой маленькой паузы, и после того как она нетерпеливо воскликнула "и что дальше?", он запальчиво продолжал: — А столько лет — шутка ли? Парень молодой, сначала послужил, потом в университет с нами на инженера пошёл учиться, девушек вокруг него вилось тьма. Сам из себя видный становился, после службы так в нём ничего от юнца не осталось, окреп, подрос, возмужал, в свои едва за двадцать не цыплёнком, а орлом смотрелся… а, забыл сказать. У них с невестой уговор был один, она с матерью в другой город уезжала, далеко. У матери контракт был заключён на пять лет на одном заводе работать, так что их разлука ещё годик прибавила, и договорились они, чтоб душу друг другу не травить, не писать, и не созваниваться, а встретиться, как она вернется…

— Да ладно! — Пуля недоверчиво сверлила Вельтона взглядом.

— Наши парни к концу этих пяти лет уже и смеяться устали, только у виска покручивали пальцем, что этот олух оказался таким романтиком, жить на полную катушку не желает, романы не крутит, как принц свою невесту дожидается и праведником живёт. Находились даже те, что заботливо просвещали друга о том, что наречённая его не дура, и давно своего слова не держит, что он один такой… тюфяк. Некоторые его уважать перестали, не настоящий он мужик, а как белую ворону побить пытались, — так он им таких… ха — ха! …тюфяков навешал, что больше никто не трогал. Стыдно сказать, что я за него не заступался, но и не осуждал. У нас дружба сама собой распалась, по другим причинам, но на парах‑то мы виделись и разговаривали.

Сумка у меня была как торба — просторная, глубокая, и куколка на самом дне лежала. Я, сев за свой стол, положив эту сумку перед собой и слушая Вельтона, всё время думала о ней. Она меня жгла, как спрятанный за пазуху горячий камень, и я начинала переживать так, словно укрывала в своём доме от врагов раненного партизана. Не просто так появилась она здесь, а для того, чтобы я её вернула. Великое Здание, в квартирах которого жило само Время и Пространство, отыскало её само, потому что человеческих усилий было недостаточно… И всё же парадокс, — Здание для меня было живым, и все его проявления не удивительным, а в Куколке я страшилась увидеть запрятанную женскую сущность души, и поверить в это, как в данность. Для леди Гелены подобные вещи, наверное, просты так же, как прост букет гвоздик.

— Мораль‑то в чём, хорошие мои дамы, что куколка станет бабочкой… — Вельтон заканчивал свою историю. — Приехала эта девочка к нему, только ей уж, конечно, восемнадцать было, — такая красавица, и такая тихоня, скромная, как первый подснежник. У нас тогда весь курс рухнул, как подкошенный, мы к этой паре каких только сказочных прозвищ не приклеивали, а смеяться перестали даже самые разбитные. Чтобы такое чувство вырастить, нужны и время, и сила, и терпение, — вот вам и бабочка. Нил сейчас такой же ходит — летает!

— Выдумщик ты, Вельтон, — Пуля как‑то кисло заулыбалась, — мастак истории придумывать. Настоящий сочинитель и рассказчик… ты же такой семейный, одомашненный, обыденный, как у тебя могли быть такие друзья, такая молодость, такие случаи в жизни, о которых ты нам так часто рассказываешь? Как же ты не путешественник — покоритель вершин, как же ты не похититель сердец, не карьерист, не богач сейчас, а выходит, что весь свой потенциал, приключения и возможности ты растратил для того чтобы стать заурядным мужем, быть на какой‑то фабрике или где ты там… зам — зам по контролю чего‑то… и даже здесь лишь раскладывать папки на полке и составлять график на каждый месяц…

В комнате повисла такая пауза, что даже Зарина, наш вечный громоотвод и самый искренний льстец, не смогла ничего сразу сказать. Я пошла к шкафу, достала дело керамиста и Виолы, проходя обратно мимо сникшего Архивариуса не удержалась и, обняв за шею, поцеловала в лысеющую макушку:

— А если по правде, то мы без тебя пропадем. И не потому, что папки раскладывать будет некому, а потому что забудем о главном, забудем зачем мы все здесь, и никто не расскажет смешную историю, когда станет тоскливо.

Вернувшись к столу, я отыскала иллюстрацию с посылкой. На ней был обратный адрес Виолы. Хорошо, что сегодня была суббота, деньги у меня тоже с собой были, и я могла с семи утра после агентства отправиться на автовокзал.

В восемь часов утра я ехала первым рейсом в соседний город. Водитель сказал, что поездка займёт около трёх часов, а, узнав, что я никогда там не бывала, удивился, и стал осуждать: как я могла жить здесь и ни разу не увидеть этих прекрасных живописных мест с озёрами и не посетить того городка, куда каждое лето на большую ярмарку съезжаются все местные ремесленники?

В автобусе было немного народу, только семь человек. Я, сев подальше, на самое последнее сиденье, смотрела в окно, прижимая к себе сумку с куколкой, и гадала, что же мне сказать Виоле? Как подойти? Конечно, по всем законам дела, которое было закрыто, хоть восстановлен мост, хоть нет, все участники его забывают нас. Забывают и те, кто приходил, забывают и те, к кому приходили. Так что хозяйка своей потерянной куклы будет видеть меня впервые, и наверняка начнет задавать ненужные вопросы. Домой я не забегала. Трис в субботу к утру мог и не вернуться, кто знает, а к двум часам я обязательно вернусь домой и успею сготовить ужин. Потом спать, потом снова на работу в агентство, и мне уже сейчас нетерпелось дождаться понедельника, чтобы рассказать леди Гелене эту историю. Единственно, что нужно было поменять в рассказе правду о появлении куколки, сказать, что я сама нашла её на складе в школе, случайно. Что Геле скажет на это?