Мария Двинская - Дети богов (СИ)

Сначала шли бодро, даже весело. Пытались говорить, петь. Но проклятая пыль заполняла рот и сушила горло, вынуждая идти в молчании под шум шагов. На привалах шутили, выбирали лучшие места для ночлега. Прикидывали, сколько прошли в этот день, пытались угадать, сколько пройдем завтра. А потом пришла усталость. Когда после дневного перехода садишься на землю и встаешь только один раз — получить миску каши, щедро приправленной всё той же дорожной пылью. Дальше ночь без снов, только в ушах продолжает маршировать рота. А потом опять дорога, топот сапог и пыль.

Эта пыль настолько опротивела, что я уже готов был вызвать дождь, наплевав на возможность превращения лёгкого дождя в сильнейший шторм. Но на ходу это наколдовать я не мог, чтобы не перестараться надо сосредоточиться, а стоило только приостановиться, как сзади толкали другие солдаты. Равномерно шагающие, они не остановились бы, даже если упасть им под ноги. В лучшем случае перешагнут и пойдут дальше. Но более вероятно, что задние сомнут и растопчут упавшего — через несколько дней марша ночной сон перестал приносить достаточно отдыха и мы практически спали на ходу под звуки марширующих сапог. На одном привале я не выдержал и обратился к стихиям воды и ветра. Но проклятый камень на шее оказался не в настроении и поглотил всю силу, не дав мне ни капли. Я даже не смог увидеть ауры, хотя это доступно любому, даже не магу, даже и не подозревающему о существовании магии.

Последний день шли дольше обычного. Редкие встречные сообщали тревожные новости — противник подошел уже совсем близко и со дня на день ожидали нападения. До лагеря оставалось совсем немного, и командиры решили как можно скорее дойти до места. К лагерю вышли уже в сумерках. Усталые, пыльные и потные прошли через сторожевые посты, мимо костров, не взглянув на сидящих у них людей, и буквально упали в подготовленные ушедшим вперёд обозом палатки.

Наутро, как нам когда‑то обещали наши десятники, наши устоявшиеся группы расформировали для заполнения отрядов, проредившихся в боях. Узнав, что меня с Торшей записали в один десяток, я обрадовался. Всё легче, чем когда совсем никого не знаешь.

Мы быстро нашли «наш» десяток. Шесть солдат сидели у костра кто на бревне, кто прямо на земле. Один возился с котелком, судя по всему, совсем недавно поставленным на огонь. Двое латали одежду. Ещё один помогал товарищу сменить повязку на плече. Последний небольшим камнем правил меч. Его оружие было не чета нашему, выданному вместе с не раз латаной и стиранной амуницией.

Мы подошли к костру. Торша вышел вперед.

— Десяток Шефариуса Гонра? — на всякий случай уточнил он. Мужчины отвлеклись от своих занятий и теперь выжидающе смотрели на нас.

— Нас определили на службу в ваш десяток, — продолжил Торша, истолковав эти заинтересованные взгляды как положительный ответ.

— А, мясо пришло, — проворчал мечник и вернулся к прерванному занятию. Я заинтересованно посмотрел в его сторону.

— Не обращайте на него внимания. Он всегда такой с новичками, пояснил «повар» и махнул на свободные чурки около костра. — Садитесь, скоро завтрак будет.

Торша скинул на землю свой мешок на землю, где стоял, подошёл к костру поближе и расположился на чурке. Я тоже сделал пару шагов, но на чурку садится не стал — слишком уж неровной и неудобной она мне показалась. Вместо этого я уселся на землю на колени по ученической привычке, положив свои вещи рядом. Из этого положения очень легко и быстро можно вскочить или перекатиться в сторону. И при определённом навыке просидеть так очень долго, не боясь, что затекут ноги. Торша уже вовсю знакомился с соратниками, успев за минуту, что мы располагались у костра и самому представиться, и меня представить.

Пока он пытался произвести впечатление и расположить к себе солдат, с которыми, если повезёт не помереть в бою, бок о бок служить положенные пять лет, я молча осматривался. Солдаты, как солдаты. Не особо и отличаются от других, мимо чьих палаток проходили, пока искали «свой» десяток. Частично с казённым обмундированием, частично с трофейным или покупным. Вон, у мечника, оружие так вообще заговорённое. Вернее, усиленное нанесёнными на клинок рунами. С моего места их было плохо видно, а смотреть магическим зрением не хотелось. Не то, чтобы я боялся опять получить удар по глазам от излишне ярких аур, вряд ли в военном лагере таких будет много, но как‑то экспериментировать не хотелось. Я перевёл взгляд на повара. Он, тихо вздохнув, добавил в котелок воды. Ясно, не рассчитывал на ещё два голодных рта и теперь добавляет объём вареву.

Я тихо поднялся, подхватил свой мешок и обошел костёр, пристроившись поближе к повару. На мой маневр никто не обратил внимания, всё внимание привлёк на себя Торша. Иногда я ему завидовал — он легко сходился с людьми и любил быть в центре внимания. Но я долго такого не выдержал бы. Мне больше по душе сидеть с книгами в библиотеке или изучать варианты новых заклинаний в лаборатории. Для общения вполне хватает и двух — трёх человек. Вон, больше полугода практически только с Фером и разговаривал. Я опять вспомнил мальчишку и погрустнел. Как же так, я ведь маг, мне положено быть сильнейшим эгоистом и не привязываться ни к кому.

Я мотнул головой, отгоняя от себя воспоминания. Нечего сантименты разводить, он — почти взрослый пятнадцатилетний юноша. Переживет. А у меня тут свои дела образовались. Я вытащил из мешка кусок копчёного мяса. Хотя на марше нас и кормили централизованно ушедшие вперёд с обозами, но паёк всё равно исправно выдавали. Конечно, мясо можно схарчить и в одиночку, но ведь наверняка заметят. Да и испортится оно скоро. Так что я без особого сожаления протянул кусок повару. Мол, моя доля, я же не жрать пришел.

Поесть так и не удалось. Аппетитно пахнущую кашу только — только сняли с огня, как по лагерю разнёсся громкий звук горна: «тревога, тревога, всем к оружию!» Лагерь мгновенно пришёл в движение. Все побросали дела и торопливо надевали доспехи и вооружались.

— Чего встал? — вывел меня из растерянного ступора грубый оклик мечника. Он уже успел надеть толстую кожаную куртку, усиленную металлическими пластинами и затягивал ремень ножен. Я метнулся к своему мешку и быстро, как на учениях, облачился в подобную куртку, разве что металла на ней не было. Кожаную шапку — шлем натягивал уже на бегу, стараясь поспеть за другими солдатами.

— Великий Каан! — прошептал кто‑то рядом со мной, когда встали на границе лагеря, ожидая дальнейших указаний. Перед нами было широкое, с десяток полётов стрелы, поле. И с другой стороны на нас двигалась тёмная масса людей. Даже отсюда было видно, что их раза в два, а то и в три больше нас.