Раиль Шариф - Уравнение Куфу

За небольшую плату, оставив вертолет под наблюдением крестьянина, капитан вошел в Кампонгтхом. В отличие от стотысячного Пномпеня численность этого города едва достигала восьми тысяч. Во всем остальном он был таким же, только более чистым и уютным.

Спустя четыре минуты, доехав на такси до отеля «Меконг», капитан, прихрамывая, подходил к стойке администратора. Клерк, большой и пышный, завидев капитана, зевнул в кулак и незаметным движением протер заспанные глаза.

– Добрый день! – произнес клерк. – Хотите у нас поселиться? Мы во всеоружии: у нас нет клопов и у нас самое чистое белье.

– Нет. Передай клопам большой пламенный привет. Я ищу человека по имени Чен Джун.

Капитан заметил, как лицо клерка напряглось, точно пыталось вытеснить из глубин памяти что-то важное.

– Вас зовут Вен Джун? – спросил он.

– Да, – изумился капитан.

Клерк медленной семенящей походкой направился к концу стойки. Будь он в Антарктиде, то, вне всякого сомнения, ввел бы в заблуждение целое стадо пингвинов.

– В таком случае это для вас, – он вытянул с полки конверт. – Некий европеец передал.

Капитан не стал ждать, пока тот до него доползет, и в одно мгновение оказавшись рядом, вырвал его из рук. Вскрыв конверт, он обнаружил ключи с биркой и письмо. Оно была написано по-кхмерски, ровным красивым почерком:

Здравствуй, Вен. Обстоятельства так сложились, что я вернулся. Мы все когда-нибудь и куда-нибудь возвращаемся. Не хорошо ты меня встретил, но я не держу на тебя зла. Не суйся не в свои дела, иначе пожалеешь. А своего сына найдешь в моем номере.

Вен Джун посмотрел на бирку ключей. № 15.

– Где 15-й номер?

– Направо по коридору?

Оставив изумленного клерка осмысливать произошедшее, капитан повернул направо и в самом конце коридора нашел дверь с цифрой 15. В номере на кровати, связанный полосами простыни, лежал Чен. Присев рядом, он выдернул из его рта кляп. Затем вынул из кармана складной нож и разрезал основной узел.

– Отец, – жадно хватая ртом воздух, просипел Чен. – Он не причинит нам зла. Завтра со своей женщиной он покинет Камбоджу.

Вложив в кулак всю свою ярость, Вен Джун наотмашь ударил по лицу Чена.

– Щенок мягкотелый. Ты не понял задачу. Мне нужен диск. Придется делать все самому. Сегодня ты узнаешь, что значит быть настоящим мужчиной. Собирайся.

Озеро Тонлесап, рыбацкая деревня Кампонглуан. 11:40 дня

Рыбацкая деревня Кампонглуан располагалась в пятнадцати километрах от крупнейшего туристического центра – Сиамреап. Путь к озеру Тонлесап, где находилась эта деревня, от автострады шел проселком между мангровых лесов. Во время приливов «по колено» стоящий в воде этот лес чувствовал себя вполне превосходно. По соседству с перистой кустарниковой пальмой «нипа» в нем неплохо уживались болотный финик, зоонерация и камыш. По мере приближения к озеру в глубь мангрового леса незаметно подступала вода. Разъезженный грузовиками проселок у раскинувшегося на берегу Кампонглуана неожиданно сменялся мощеной дорогой. Несколько километров дорога то появлялась, то исчезала, и об ее направлении и существовании можно было судить лишь по параллельным рядам деревьев.

Главной особенностью всех рыбацких деревень оставалась непосредственная близость к земле – твердой почве. По мере прибывания воды вместе с береговой линией отступали и деревни. Второй особенностью таких деревень, как Кампонглуан, были пайотты. Пайотты – это очень большие плоты, на которых достаточно места, чтобы не только разводить кур и свиней, но и делать небольшие насыпные огороды. Бамбуковый кол, к которому привязывались пайотты, служил в качестве якоря.

Самым урожайным по отлову рыбы считался сухой сезон. Привлеченная молодыми листьями и свежими почками рыба стремилась в затопленные районы мангровых лесов. Недалеко от берега рыбаки устраивали искусственные леса – самсары. Свежие бамбуковые ветки, воткнутые в дно озера, порой занимали несколько гектаров и окружались плетенным из тростника сплошным забором. Привыкшая к лиственной "диете" рыба поселялась в самсарах, а когда вода спадала, она запутывалась в ветвях и зарывалась в ил. Рыбакам оставалось собрать богатый улов.

Рассекая водную гладь, недалеко от берега плыла небольшая джонка. Вздымая сверкающую волну, в руках Крейса играло весло. Лучик повиснувшего в зените солнца прятался в уголках улыбки Таны. Опустив в воду ладонь, она впитывала счастливые воспоминания довоенного прошлого. Она родилась на этих берегах, и ей была знакома здесь каждая заводь. Всматриваясь в зеркальное отражение плывущих над ней облаков, она видела лица своей семьи, а ветер, обдувавший лицо, доносил звонкий ребячий смех далекого детства. Тонкой серебряной струйкой, связывая прошлое и настоящее, сквозь ее пальцы текла жизнь.

Тана зачерпнула пригоршню воды и, смеясь, плеснула в лицо Крейса.

– Я родилась на этих берегах. Мне дорога здесь каждая травинка.

– Ты счастливая. Я же потерял свою родину. За эти годы, пожалуй, я не бывал только в Камбодже и России. Когда-нибудь я познакомлю тебя и со своими родными местами.

– Ты не боишься, что тебя и там узнают? Крейс повернул лодку в сторону берега:

– Я слишком много видел, чтобы ничего не боятся.

На мгновенье задумавшись, Тана опустила глаза, и Крейс прочитал в них печаль.

– Тебя что-то тревожит? – спросил он.

– Я уже об этом говорила. Достать Камень – плохая затея, но я пойду с тобой до конца.

– Почему?

Она вскинула голову, всматриваясь в его голубые глаза:

– А ты как думаешь?

В отличие от Таны его не тяготила обреченность. Он давно все продумал и сыграет свою роль до конца.

Лодка уткнулась в песок, и Тана с Крейсом вышли на берег. В воздухе витал удушливый запах рыбьих испарений. Не желая обидеть Тану, Крейс подавил подступившую к горлу тошноту.

Он увидел, как женщины под навесом чинили сети и плели ловушки для рыбы – тростниковые плавни. Немного поодаль под пальмами другая группа женщин разделывала рыбу, отсекая ей острым кесарем голову. Они относили рыбу в огражденный бамбуком неглубокий загон, где прямо в корзинах мужчины топтали ее босыми ногами. В результате внутренности и чешуя рыб отделялась и вымывалась. После этой операции рыбу укладывали в большие глиняные жбаны и пересыпали солью и пряностями. Спустя двое суток рыбная масса – прахок – приобретала острый своеобразный аромат селедки анчоусного засола. Паста прахок – неотъемлемая часть кухни в любой кхмерской семье, и поэтому ее можно встретить на любом рынке. Здесь же на берегу другая часть рыбы сразу укладывалась в ящики, которые тут же ставили в грузовик.

…Грузовик, наполненный под завязку рыбой, остановился в километре от деревни возле вишневого седана. В этом месте уровень воды, точно шлагбаум, отсекал легкий транспорт от большегрузного. Крейс и Тана вышли из кабины и, поблагодарив водителя, сели в свою машину. Грузовик подождал, пока седан развернется, а затем тронулся вслед.