Сергей Житомирский - Будь проклята Атлантида!

После нескольких поворотов, которые надо было проходить, тесно прижавшись к отвесному берегу, русло стало шире. Справа желтела песчаная отмель. На ней росло несколько сосен с ветвями, вывернутыми борьбой с ветром. По низкому берегу расхаживал Севз с Посдеоном, загибая пальцы. В первой десятке погиб один плот, во второй — два. Подходили плоты третьего отряда, их оставалось восемь. Один разбился на пороге, другой, на котором плыл Айд, не успел свернуть у водопада. Но черный гигант почти над провалом ухватился рукой за выступ скалы, а другой — за суковатый конец бревна на корме, и так, раздираемый надвое, ждал, пока все не выберутся на берег. Сейчас он, широко разводя руки, рассказывал Севзу и Посдеону об этом веселом приключении.

Вновь воины тесно легли на бревна. Харны установили на каждом плоту жердь с масляным светильником и, бормоча заклинания, зажгли масло. Напомнив вождям замысел близкого сражения, Севз прыгнул на плот, который закачался под его тяжестью.

Быстрое течение несло плоты между плитами, с которых свисали к воде пряди белесых, почти не знающих солнца растений. Дневной свет все слабее пробивался между протянутыми навстречу друг другу каменными ладонями. Вот они встретились, еще на миг разошлись и, наконец, плотно сомкнулись над головой. Вода стала маслянисто-черной и выпуклой. На плеск весел под сводами пещеры злобным шепотом отзывалось эхо.

Обычай не разрешал произносить здесь ни звука. Зубами удерживая бьющийся изнутри вопль, гребцы провожали глазами выхваченные из мрака то изгрызенные, то гладко вылизанные водой уступы. Провалы в стенах, усеянные белыми зубами сталактитов, на миг вырывались из тьмы, как гигантские пасти, и, корча страшные гримасы, уплывали назад. Навстречу свисающей со сводов бахроме из воды тянулись копья, перья неведомых птиц, занесенные в угрозе руки… Страх то подкатывал душной волной к горлу, то отливал к коленям, которые начинали дрожать и гнуться.

Вдруг либиец, не выдержав пытки ужасами, повалился на бревна, затыкая пальцами рот. Плот качнулся вправо и стал кормой втягиваться под нависшую стену, где устрашающе чавкала вода. Харн несколько раз ткнул либа шестом, но тот даже не вздрогнул. Тогда к веслу кинулся один из спасенных пеласгов: он не стал грести, а упершись грудью в рукоять, выставил его навстречу скале. То же сделал Чаз. Ор изо всех сил отгребал влево. По знаку харна два весла и шест разом оттолкнулись от стены, и ловушка неохотно выпустила добычу.

Снова дрожащие огни вырывали из мрака куски свода. Казалось, пещера живет, извивается, дышит. Есть у нее конец, или коварная нора, поиздевавшись над смельчаками, сомкнется непроходимой стеной? Чаз внезапно обернулся и затопал ногами, раскрыв рот в беззвучном смехе. Неужто и его духи Стикса поразили безумием? Нет, просто глаза рудокопа, привыкшие к подземельям, уловили впереди первый блик дневного света. Харн повернулся к уходящей назад тьме и благодарно согнул колени.

Навстречу плыл треугольник входа. Гребцы жмурили отвыкшие от света глаза. А из-за раздвигающихся стен уже летели навстречу боевые вопли, стоны раненых, треск пожара. Плоты вплывали в битву. Чаз пинками подымал воинов. Они вставали, растерянно моргая, еще не веря, что ужас неведомого остался позади, а впереди — просто война: привычная, земная и после пережитого совсем не страшная.

Город не был защищен со стороны Стикса. Никто не ждал нападения из теснины, вход в которую заперт стенами Керба и мрачными легендами.

К берегу спускались деревянные хранилища для продовольствия, снаряжения, добычи. Сейчас они горели; шум боя доносился с улиц, идущих вверх. Севз с воинами первых плотов уже захватил часть города. Умизанские рабы, вооружась чем попало, нападали на атлантов со спины, поджигали дома. Лишь у нескольких каменных зданий еще защищались группы воинов и горожан.

Гии бежали за Чазом по пустой, затянутой дымом улице. Мимо мелькали странные высокие землянки, не покрытые землей. Изредка попадались трупы. Но вот зазвучали возбужденные голоса. Воины первых плотов, смешавшись с городскими рабами, толпились, прячась за стену углового дома. Некоторые пускали с крыши стрелы. Севз стоял у стены.

Сзади подбежал отряд либийцев. Разделив воинов на две части, Севз взмахнул мечом. С криками они выскочили по обе стороны дома на перекресток, наспех перегороженный бревнами, тюками, корзинами. Визгнули стрелы, но воины, не оглядываясь на упавших, бежали к завалу, за которым мелькали треугольные шлемы врагов.

Копья скрестились над завалом. Несколько повстанцев, взбежавших наверх, тут же повалились на землю, истекая кровью. Ор, заметив щель между бревнами, протиснулся в нее и оказался лицом к лицу с молодым щекастым атлантом. Копье Ора ударило первым — между капюшоном и нагрудником. В ответе врага не было силы — острие лишь ободрало кожу на боку Ора. Ноги атланта подломились, и он сел, пряча окровавленное лицо в колени.

К Ору повернулось сразу три копья, но гии, заметив, что внимание врагов отвлеклось, уже взлетали на завал. Защита сломалась. Воины кинулись вслед немногим беглецам.

На улице несколько рабов избивало камнями волка с обрывком ремня на шее. Гии, кроме Ора, присоединились, а ему стало жалко зверя, и он ушел, повернув наугад в одно из деревянных ущелий между домами. Всюду воины распахивали двери, вытаскивали ткани, посуду, незнакомые предметы. Горожане при виде победителей становились на колени, протягивая руки вперед. Ха! Всесильные владыки — чего они стоят без заостренной бронзы и боевых зверей!

Ор открыл одну дверь и заглянул в дом. Свет пожара через высокое окошко освещал неуютную атлантскую землянку. В одном углу стоял кожаный ларь, в другом — слишком высокое ложе, накрытое пестрым ковром из кусочков разного меха. В нишах стен стояли сосуды и непонятные вещи. Вдруг охотничий слух Ора уловил затаенное дыхание. Откинув копьем занавеску возле ложа, он увидел притаившуюся женщину в светлой одежде. Из-за ее спины мальчик лет пяти таращил любопытные глазенки. Мать отталкивала его назад, пытаясь спрятать.

У входа затопали шаги. Приземистый оол забежал в комнату. Увидев, что дом занят, он плюнул в сторону атлантки и скрылся.

Ор опустился на корточки и, улыбаясь, поманил детеныша. В стойбище он, не допущенный к играм молодежи, много возился с малышами и успел по ним соскучиться. А еще было интересно — рождаются дети атлантов сразу краснокожими и узкоглазыми или позже путем колдовства обретают облик, несхожий с людьми.

Мать заслоняла ребенка, но гий осторожно развел ее тонкие руки. Да, это был почти готовый маленький атлант, раскосый, с кожей блестящей, как наконечник копья. Мальчик доверчиво глазел на Ора, а когда тот попробовал оттереть бронзовый цвет с его кожи, засмеялся от щекотки совсем как маленький гий.