kissherdraco - Жажда/water (СИ)

— Нет! — нам не нужно. Не сегодня.

— Но есть вещи, которые нам нужно обсудить. Хотя бы то, что ты сказала этим двум долбоклюям после того, как я свалил из моей собственной проклятой гостиной и прятался не понятно где.

— Прятался?

— Похоже на то? Да.

Она сглотнула: — Малфой, у меня…

— Был длинный уикенд?

И после короткой паузы: — Да. Что-то в этом духе.

— И у меня.

— Знаю. И я подумывала о том, чтобы немного поспать.

Нет. Не так. Потому что если ты закроешь эту дверь перед моим носом, это станет очередным витком нашего гребаного притворства. До тех пор, пока это не осточертеет, и чувства не прорвутся сквозь эту идеально подогнанную поверхность.

Потому что никакая фальшь не может оставаться реальной так долго. И я вижу это в твоих глазах, Грейнджер. Мы оба знаем, что ты не закроешь эту дверь.

— Я хочу знать то, что ты им сказала.

Если она рассказала им всю правду, он не знал, что скажет. Не знал он и того, что сделает или что должен чувствовать. Ярость. Потому что неужели эта наивная сучка думает, что что-то изменится в лучшую сторону после того, как Поттер и Уизли будут в курсе всего.

Но также — кое-что еще. Возвращение к жизни? Потому что ей не стыдно? И стало самой мерзко от этой мысли?

Не уж то она думала, что это настолько важно, чтобы солгать на этот счет? Если она рассказала им, было ли это потому, что она думала о возможности повторения этого, и она не хочет умалчивать об этом каждый раз, когда ее кожа соприкасалась с его? Или она просто не могла решиться на то, чтобы промолчать. Это ведь Грейнджер. И возможно, возможно она попыталась изменить их мнение. Чувствуя, что это стоит всех приложенных усилий. Если, конечно, это что-то значило. Что-то еще.

И затем нездоровый, извращенный, черствый хохот ударился эхом где-то в затылок Драко.

Венец всей этой кучи дерьма? И вдруг он осознал, что стал абсолютно невменяемым. Совершенно. Должно быть, он тронулся умом. Решить, что поводом рассказать запретную правду ей могли послужить глубоко спрятанные чувства к нему. Видать, он совсем двинулся — думать такое.

Потому что если она и рассказала им, то лишь, конечно, потому, что она не могла больше лгать. Вот почему. Потому что они — ее лучшие друзья. Правда о-хо-хуеть как важна. Кодекс Грейнджер-Поттер-Уизли. Дорогой света. Самой верной. Да так далеко от Драко, что с такого расстояния она и не увидит, как он навернется. И если она и рассказала им, то это сопровождалось торжественной клятвой никогда не прикасаться к нему снова.

Ну и прекрасно.

Как будто ему не насрать.

Гермиона в изумлении посмотрела на него, угрожающе вцепившись рукой в створку двери. Дверь могла захлопнуться в любой момент. И не смотря на то, что не потребовалось бы особых усилий предотвратить это, он знал, что не станет. Потому что все еще чувствовал вину за собой. Чувствовал себя отвратительно, просто глядя на нее. Видя, что Панси и Миллисент сделали с ней, и то, что она должна все еще чувствовать.

Драко все еще хотел ее больше, чем… да что ни было. В его жизни. Эта потребность в ней.

— Я сказала им все, что им нужно было услышать, — ответила она после такой продолжительной паузы, словно за это время успела наступить ночь и смениться утром.

— А конкретней?

— Только то, что им нужно было услышать.

— Не еб* мне мозги, Грейнджер.

— Тогда не доставай меня.

Мерлин. Эти чертовы дурацкие губы. Чего бы я только не дал, чтобы увидеть их сомкнутыми. А затем, пожевывая и посасывая, раскрыть снова.

— Я думаю, у меня есть полное право знать, как думаешь? — прорычал Драко. — Человек должен знать, действительно ли он в опасности и его могут избить два лицемерных героя лишь только он завернет за угол.

— Ну, тебя защитят твои остолопы. Зачем беспокоиться об этом?

— Если ты, Грейнджер, не заметила, то в данный момент у меня нет никого, кто бы меня защищал. Когда ты в последний раз видела меня в окружении Крэбба и Гойла?

— Вчера.

— Ты знаешь о чем я.

— Ни малейшего понятия.

Так же как и он. Ничего о том, зачем послал всех своих друзей куда подальше. Но лучше он еще глубже провалится в ад, чем рассмотрит этот маленький проблеск надежды, находящийся рядом с ней.

— Скажи, что ты им сказала.

Гермиона вздохнула. И это был вздох полный разочарования. Потому что, наверное, она осознала, что — да, он должен знать. Но это значило — подчиниться его требованиям. Требованию давать ответы. А это уж точно не обычная практика между ними. Какой бы, бл*, эта обычная практика не была на деле. Когда-то.

— Если коротко? Что все это сделала Панси. Причина: она вбила себе в голову, что между нами что-то есть. А потом я сказала им, что она, естественно, ошибается. Так как ничего и не происходит. Не… точно не это. И если уж быть предельно честной…

Драко почувствовал стремительный укол чего-то. Чего-то жуткого. Но она продолжала прежде, чем он осознал, что же его так задело.

— … я почти не лгала. Потому что сейчас… Ничего не происходит.

— Ты, хоть, себя не обманывай, Грейнджер! Ты им солгала. Прямо. Не то, чтобы я жалуюсь. Но не дурачь саму себя, делая вид, что все, что ты им наплела, пронизано полуправдой. Единственная правда во всем этом — это та часть про Панси.

Ее глаза опасно сузились. Она неловко поменяла позу, сместив центр тяжести.

— Я сказала им достаточно. А в остальном — все то, что я не сказала — я только защищала их. И защищаю… — она резко оборвала себя и резко опустила взгляд на пол.

— Защищаешь себя?

— Просто уйди, Малфой.

— Или защищаешь меня?

Он не собирал сказать это вслух. Он только собирался задуматься об этом. Она резко вскинула голову и уставилась на него расширенными глазами. Губы слегка приоткрылись, но она не издала и звука.

И он смог развить эту драгоценную догадку: — Я знаю, что ты испытываешь чувство вины.

— Извини? — она вызывающе подняла подбородок, а рукой чуть сильнее вцепилась в дверную створку.

— О том, что случилось ранее, — нарочито небрежным тоном растягивая слова, произнес Драко. А затем оперся о дверной косяк. Не понятно зачем, во имя Мерлина, но оперся. — О том, что они сделали там со мной. Твои бесценные мальчики.

— Не сомневаюсь, что ты сам напросился, — фыркнула Гермиона. И тут он засек, как что-то мелькнуло в ее глазах, когда их взгляд скользнул по кровоподтекам на его щеках.

— Я могу это видеть, — возразил он. — Выходя из гостиной и топая к лестнице, обычно я имею обыкновение то и дело выводить людей из себя.

— Тебе никто не говорил, что сарказм тебе не к лицу, Малфой?

— Мне все к лицу, дорогая.

— Не называй меня так.

— Почему нет?

Она закатила глаза: — Все, приехали. Мы разговариваем, Малфой, и это как всегда бессмысленно. Поэтому предлагаю обоим пойти и поспать… — и он едва успел вовремя выпрямиться и протиснуться в дверной проем, прежде чем она успела захлопнуть дверь. Потому что он не мог ей дать закрыть ее, в конце концов. Не мог он провести еще одну ночь, огороженный стенами от нее. Слишком много таких ночей уже было у него.