Мария Чурсина - Хозяйка города

Машины, искореженные в путах проводов, хрустели от ржавчины. По ту сторону трассы тянулись бесконечные однотипные коробки гаражей, а ещё дальше, за глухой стеной — поднимались железнодорожные столбы.

— Я не могу уйти из города, — сказала Надя и остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Асфальт даже через подошвы казался горячим. — Если ты знаешь дорогу, почему ты не выведешь настоящих людей?

Сабрина обернулась, сдержав в зародыше злую отповедь — Надя видела, как искривились её губы. Надя поняла, что снова сказала не то. Ей следовало быть осторожнее со словом «человек», и со всеми подобными.

— Я не имела в виду, я только…

— Идём.

Надя зажала ладонью ржавчину на щеке, здесь пекло сильнее всего, и повиновалась. Песок хрустел на зубах солью и привкусом бензина.

— Я не могу уйти из города, — повторяла она полушёпотом в такт шагам и надеялась, что Сабрина не слышит. Хотя у Сабрины был очень чуткий слух — она слышала, как падают за её спиной листья и как порхают бабочки. — Я не могу уйти из города.

Заросшие крапивой городские выселки пахли болотом, потом — рельсовой смазкой. Пока они шли, облако пыли поднялось и заволокло всё небо. Навстречу им бросилась стая собак — грязных худых, обалдевших от голода и собственной смелости.

Одна рванула вперёд, пытаясь схватить Сабрину за ногу, но с визгом отпрыгнула в сторону. На серый песок посыпались бусины крови. Другая, рыжая и приземистая, по-деловому обнюхала землю вокруг Нади. Та потянула к собаке мысленные руки, чтобы успокоить, но тут же остановила себя.

Сабрина даже не оглянулась, свернула в неприметный отросток аллеи и через дыру в заборе выбралась к железной дороге.

— Я не могу уйти из города! — в последний раз отчаянно крикнула Надя, но ветер схватил её слова и унёс вдоль путей.

Она оступилась и съехала по гравийной насыпи вниз, к рельсам. Почудился запах метро. Надя обернулась на город — мрачные многоэтажки, укутанные пылью. Семафор вдалеке горел красным, но рельсы ощутимо завибрировали.

Сабрина обернулась и точно так же нервно окинула взглядом горизонт. Значит, она тоже почувствовала тонкую вибрацию земли.

— Пойдём быстрее.

В километре отсюда, за мостом автомобильной дороги, начинались заросли клёна и бересклета, бывшие когда-то больничным парком. Там кривая тропинка вела к дальней трассе, прямой и однозначной. С большим дорожным знаком — стрелки и километры. Оттуда можно было начинать побег.

Надя побежала за Сабриной. Гравий норовил утопить её по щиколотку. Она выбралась на рельсы, чтобы идти по шпалам, но получила сердитый взгляд Сабрины. В тени насыпи их нельзя было увидеть со стороны города — пришлось спускаться и прятаться, как мелкой преступнице.

Камни поползли у неё под ногами. Надя шарахнулась назад, и в полушаге от себя увидела раззявленную пасть канализационного люка. Она осторожно подобралась к краю и заглянула — дна видно не было.

— Сабрина, осторожно!

Но она уже замерла, глядя под ноги. Гравий с шуршанием осыпался внутрь люков, как песок в ловушках муравьиных львов. Их открылось не меньше десятка, беспорядочно разбросанных впереди и сзади. Сама Сабрина оказалась на тонком перешейке между двумя.

Кто знает, что её спасло, умение ходить, почти не касаясь земли, или удача.

— Только не беги, — сказала она. — Ни в коем случае не беги.

Вибрация рельс сделалась такой сильной, что с насыпи вниз покатились мелкие камешки. Оглянувшись на город, Сабрина прикусила губы. Не ясно, что она там увидела, Надя этого видеть не хотела.

— Иди по моим следам.

Надя хотела возразить, но стоило ей шевельнуться, и гравий снова посыпался в люк. Удара от падения она так и не услышала. Вместо этого в ушах застучала кровь. Невообразимо сильно потянуло обратно, и мгновение Надя всерьёз обдумывала идею побега. Крутила в голове так и эдак.

Они забрали вправо, уходя от насыпи как можно дальше, но кроме трёхметрового ограждения и гравийной пустыни здесь ничего не было. Негде прятаться.

До автомобильного моста оставалось не так много — уже видны были обглоданные скелеты автобусов, почивших под гигантскими опорами. Рельсы загудели, как разозлённые пчёлы.

Из тоннеля выехал поезд. Тяжело громыхали железные суставы. Движение завораживало, остатки рельсовой смазки капали на гравий. По смятым бокам, по разбитым фарам Надя узнала тот поезд, который бродил вокруг тронной залы Скрипача, как сторожевая собака. Наверное, он выгрыз себе пусть наружу.

Сабрина не обернулась — только плечи напряглись под тонкой ветровкой.

— Иди за мной, — повторила она окаменевшим тоном. — Только не беги. Идём. Осталось немного.

Лязгая на стыках, поезд полз следом. Стоило Наде чуть замедлить шаг — и поезд тоже замирал, выжидал и опять крался за ними. Идти становилось всё труднее: ноги тонули в гравии, как в зыбучих песках. Под мостом в лицо дышал солёный ветер. Когда они снова выбрались на солнечный свет, Надя задержала дыхание и едва не попятилась.

Дальше путь был усыпан трупами птиц, рельсы разорваны, и повсюду — пятна чёрной крови. Кое-где подрагивали, исходили последними искрами оборванные провода. Надя уловила едва ощутимый запах осенних листьев. Пока она лежала, заваленная камнями, здесь шла битва, и мёртвые птицы ясно указывали на то, кто в ней победил.

Пугало всё-таки решил заступиться за собственный город, но он потерпел поражение. А Скрипач победил — ещё раз. Надя подняла голову, чтобы спросить об этом Сабрину, но вместо слов выдохнула облачко пара.

В сплошной ленте забора чернела криво проломленная щель. Дальше вела протоптанная тропа — мимо обломанных веток на дно оврага. У того места, где искорёженные рельсы торчали вверх, поезд застыл и проводил Надю взглядом разбитых фар.

— Ну вот, ушли. — Сабрина спустилась в поросший лесом овраг — ветки не хрустели под её ногами — и постояла, запрокинув голову. — Теперь осталось пройти через первую заставу.

Здесь было неуютно. Надя пожалела о том, что под дневным светом совсем утратила обострённые чувства. Всё, что она могла — оглядываться и прислушиваться к тишине. Беспокойство отчётливо кусало за самый край сознания.

— Почему он не погнался за нами?

Сабрина не желала задумываться над такой мелочью, отмахнулась:

— Там рельсы изломаны.

Надя промолчала, хотя она-то понимала, что поезду, роющему подземные ходы, вряд ли так уж необходимы рельсы. Здесь было что-то другое.

— Он умер, да? — спросила Надя, кивая в ту сторону, откуда они пришли. Подвальная тишина — без щебета птиц — давила со всех сторон.

Сабрина отвернулась, делая вид, что высматривает в небе путеводную звезду, но отвечать всё-таки пришлось.

— Да, он умер. Пугала больше нет. И нет смысла его защищать.