Мария Чурсина - Хозяйка города

Надя дёрнулась назад — последний отчаянный порыв, как взгляд в окно отбывающего поезда. Как провожающий, который всё бежит за вагоном. Так же безнадёжно. Сабрина не дала ей убежать, схватила за руку — больно, за раненое запястье.

— Куда ты собралась?

Назад. Назад, мимо кладбища чёрных птиц, мимо искорёженного поезда, мимо переломанных клёнов, оплетённых проводами. Обратно, в город, чтобы держать его за руку, как у постели смертельно больного, чтобы искать последние крошки надежды. Она не хотела быть дезертиром и предателем.

Они уйдут, а Город останется слушать, как хлопают двери. Как шуршат шаги убегающих по разбитым асфальтовым дорогам. Покроются пылью брошенные дома. Наступит осень, и города больше не будет. Он погиб в одиночестве.

— Пойдём, — сказала Сабрина. Уже в который раз. — Мы ничего не смогли сделать. Он умер. Некого больше спасать.

Они вышли на окраину, присыпанную белым пеплом, как первым снегом. В кольце пятиэтажных домов, на старой площади, стоял позеленевший от времени танк. Под гусеницами лежали охапки увядших цветов.

У разрушенного магазина чадил костёр в железной бочке. Сабрина обошла его кругом, разглядывая брошенные остатки жизней, которые ворошил ветер. Первая застава оказалась чуть дальше — между двумя уцелевшими домами. За ней начинался пустырь, устеленный густым туманом.

Туман не понравился Наде. За ним не видно было горизонта, передние укрепления тонули в нём, как в молоке. Сколько она не пыталась ощупать мир вокруг себя, мысленные руки не подчинялись, только в голове зудела тонкая боль. Наконец до неё дошло: горький дым, бетонные тетраэдры волнорезов — защита от сущностей.

Ополченцы всё ещё были здесь, хотя город больше не просил защиты. Первую заставу стоило бы назвать последней.

Их заметили. Трое в камуфляже вынырнули из-за обгоревших стен. Один махнул рукой Сабрине. Надя узнала парня в форме охранника — она видела его, когда застава ещё стояла на одной из центральных улиц. Теперь Скрипач потеснил их на самую окраину.

— Уходите?

— Да. — Сабрина сузила глаза, вглядываясь в туман. — Что это такое?

Бородатый обернулся в ту же сторону.

— Вчера ещё ничего не было. Рано утром появилась такая дымка. Солнце поднялось, а она не растаяла. С тех пор всё гуще и гуще. Мы на всякий случай развели побольше костров, но она не уходит. За последний час приблизилась шагов на десять, не меньше.

Он внимательно оглядел Надю — ей и так было дурно от костров, а теперь захотелось спрятаться. Где угодно, хоть под обломками домов.

Сабрина подошла ближе, попробовала туман ногой, как холодную воду. В молочном мареве шевелилась высокая трава. На горизонте громоздились какие-то сооружения, облепленные туманом и потому похожие на кучевые облака. Наде померещился блик алого света, как проблеск маяка. Красные заградительные огни зажглись сразу цепочкой — от одного края пустыря к другому.

Теперь стало ясно, почему за ними не погнался поезд — и так понимал, что далеко они не уйдут. Надя ощутила, как внутренне вздрогнула Сабрина. Ей в голову пришла та же мысль:

— Поисковики. Это их оружие. Туман — их маскировка. И что они собираются делать с такого расстояния? Эй, они же не будут… в городе остались люди.

— Люди или не люди, — негромко отозвался бородатый. — Теперь уже и не разберёшься. Зачем им такие мелочи?

Притихшая застава зашевелилась. Ополченцы собирали самое необходимое, бросая тяжёлое оружие, бросая догорающие костры. Ветер хлопал боками оставленных палаток.

— Мы уходим к южной трассе. Не знаю, может, они и успели окружить город целиком, но высиживать здесь больше нечего. Пойдёте с нами?

Сабрина кивнула, не сводя глаз с цепочки алых огней.

Дорога тянулась слева — а они шли через разрушенные здания, опасно трещали рухнувшие перекрытия. Сохранившиеся коробки домов были продырявлены насквозь. С одной стороны можно было различить, на что выходили окна другой.

— Снимите амулет, пожалуйста, — не выдержала Надя. Парень в форме охранника шагал так близко, что у неё перехватывало дыхание. От алых ламп, костров и всего остального её бил озноб. Сабрина посмотрела и тут же отвернулась.

Тот сделал большие глаза.

— Просто снимите, — повторила она. Вытерла со лба капли холодно пота. — Не думаю, что мелкие сущности полезут драться. А от Скрипача это всё равно не спасёт.

Дорога осталась далеко в стороне. В надсадной городской тишине ей почудилось завывание машин, скрежет, лязг металла об металл. Надя обернулась в ту сторону.

— Оживают, — сказал кто-то сзади. — Последние дни всё тихо было, и вот опять — оживают.

Она надеялась услышать, что именно происходит на разбитой трассе, но никто не собирался подхватывать разговор. Все угрюмо молчали, а Надя боялась привлекать к себе лишнее внимание.

Футбольное поле они обошли стороной — в высохшей траве торчала арматура. Она лезла прямо из-под земли, скрюченная, как весенние ростки, и уже подросшая — высотой с человека. С одной свисал проткнутый собачий труп.

— Не наступи, — сказал Наде бородатый и указал на границу поля, где пролегала узкая тропинка. Надя отшатнулась, едва не угодив ногой на шевелящийся тонкий отросток.

Они прошли мимо заваленного входа в метро. На перекрёстке лежал подломленный светофорный столб. С основанием его соединял единственный провод, но жёлтый глаз безостановочно мигал.

— Похоже, чисто, — сказали впереди.

Дальше потянулся частный сектор — переплетение старых улиц и заросли яблонь. Наступление Скрипача сюда не добралось, разве что блестели на солнце выбитые стёкла.

Запах горького дыма наконец отвязался от неё. Наде сделалось легче, и она осторожно оглядывалась, ища пути для побега. Ничего подобного — насколько хватало обзора, улица тянулась прямо и прямо. По такой не сбежать: заметят, догонят. Но, насколько она могла доверять ощущениям, к окраине жилого района подступало кладбище. Достаточно заросшее, чтобы спрятаться, и достаточно сильное, чтобы отвести ненужные взгляды.

Надя чуть отстала, но парень в форме охранника тоже замедлил шаг. Ей не хотелось опять сбегать от Сабрины, но уйти из города Надя не могла.

Границу города она ощутила задолго до того, как они её пересекли. В груди закололо. Ещё немного, и она не сможет сделать и шага вперёд — будет потом бледнеть и объясняться перед хмурыми ополченцами.

Она согрела в себе каплю силы. Сердце постепенно замедляло темп. Подрагивающей рукой она натянула капюшон на голову. Ещё не хватало, чтобы они заметили телесные изменения.

Никто не обратил внимания. Она потянулась мысленными руками и тряхнула нависшие над дорогой ветки. Облетевшие листья закружились в воздухе, поднялись даже те жухлые, лежащие на земле.