Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня

— Биалле! Вар! — яки были приучены повиноваться крику погонщика. Она снова замычала, но послушно пошла вперёд, хотя и медленно, то и дело спотыкаясь.

Теперь всё зависело от меня. Я видел однажды, как спасают из такой ловушки. Вот только времени было очень мало. Песчаный кот погрузился уже почти по горло. Я чуть наклонил посох, и он закачался у меня в руке, хотя я прилагал все усилия, чтобы держать его ровно.

Мурри отчаянно извернулся, дёрнул головой, и мгновение спустя верёвка натянулась вдоль посоха. Я потянул посох на себя, верёвка соскользнула с него, но осталась всё так же туго натянутой.

Я бросил посох и развернулся на брюхе так, что верёвка легла мне на плечо. Встать на ноги, не выпуская из рук верёвки, оказалось нелегко, но всё–таки я поднялся. Топь засасывала так сильно, будто хотела вместе с Мурри затянуть и меня.

— Вар! Вар! — с трудом вырывающееся из глотки сипение меньше всего походило на крик погонщика. Но верёвка натянулась сильнее, и теперь мы с яком тянули вместе.

Хотя Мурри был чуть ли не в два раза легче взрослого кота, он всё же перевешивал меня. Один я ни за что не смог бы вытащить на волю его поджарое тело, хоть он и похудел от недоедания. Оставалось надеяться только на Биалле. Только сила яка, вырабатывавшаяся поколение за поколением тащивших повозки по торговым путям, могла помочь нам.

Я поскользнулся и упал на колени, оцарапав ноги об острые камешки, но, к счастью, не выпустил верёвку из рук. Мне не хватало дыхания даже для того, чтобы подгонять яка криком.

Назад! Меня тянуло назад! Я не решился тратить ни времени, ни усилий, чтобы оглянуться и посмотреть, как далеко край ловушки.

— Вар! — на этот раз прозвучал просто хрип из пересохшего горла. Но Биалле как будто услышала его, она рванула вперёд, и я тоже налёг.

Нас хватило лишь на несколько вздохов. Потом верёвка впереди ослабла. Казалось, конец, она больше не может тянуть с той силой, которая пока выручала нас.

Вонь из зыбучей топи стала сильнее, сзади до меня донёсся мучительный кашель. Если Мурри, как я думал, держал верёвку в зубах, этот кашель мог свести на нет все наши усилия. Но верёвка у меня на плече всё ещё трепетала, впиваясь сквозь ткань одежды в кожу.

— Биалле… — взмолился я. Я чувствовал, что последним остаткам сил приходит конец. Мы все заплатили слишком большую цену за эти несколько дней тяжёлого пути.

Верёвка впереди натянулась последний раз, я почувствовал сильный рывок и приналег ещё, уже падая с цог. И тут верёвка сзади резко ослабла.

— Мурри! — мой крик больше походил на стон. Когда верёвка подалась, я снова рухнул на колени. И не мог заставить себя оглянуться, смириться с тем, что всех наших усилий оказалось недостаточно, что сила, красота, вольный дух моего товарища — всё это поглощено смрадной ямой.

Всё–таки я как–то заставил себя — обернуться и посмотреть.

На фоне слабого свечения земли еле–еле шевелилось чёрное пятно. Затем, как путеводные огни, вспыхнули глаза.

— Мурри! — я бросился к нему, мои обожжённые верёвкой руки нащупали мех, сплошь покрытый вонючей грязью из ловушки.

— Брат мой… — еле слышное ворчание. Кот все еще не мог встать на ноги, мы соединили наши усилия, и я кое–как приподнял его. Пошатываясь, мы побрели прочь и только отойдя на достаточное расстояние от смертельной западни рухнули на землю.

Низкий стон яка вновь поднял меня на ноги, как крик Мурри о помощи до того. В голосе слышалась бесконечная боль — неужели же вся эта земля утыкана такими ловушками, и на этот раз в неё попала корова? Освободить её будет невозможно.

Я дополз до края котловины и увидел яка, упавшего на колени чуть ниже. Благодарение Духу, она не попалась в одну из этих внушающих ужас ям.

Она не попала в плен топи, но это коварное место Всё же нанесло ей смертельный удар. Когда я подошёл к корове, она ещё пыталась встать на ноги, но это было невозможно — стало ясно, что у неё сломана передняя нога, она, очевидно, неосторожно наступила на один из этих чёртовых камней.

Она повернула голову и посмотрела на меня. Глаза яков не горят в темноте так, как кошачьи, и всё–таки я почувствовал её боль и понял её отчаяние. Не стоило и надеяться, что мы сможем вылечить её здесь.

— Биалле, — я опустился на колени рядом с яком, поглаживая и почесывая густую гриву так же, как когда чистил её. Это всегда успокаивает крупных животных.

— Биалле, о могучая, сильная… Ты достойна гордости. О великая, отвори своё сердце, и пусть войдёт в тебя Дух земли и Дух духов, и будь воедино с землёй и со всем живущим. Боль отступит, и истинная Биалле освободится, как освобождается всё живое, когда приходит время…

Говоря так, я вынул свой нож. Да пребудет со мной Дух всей земли, и да не дрогнет моя рука, но ударит точно. Хотя я не видел блеск её глаз, я знал, что она смотрит на меня и понимает, что я собираюсь сделать, и принимает это, как милость из рук того, кто никогда не желал ей ничего, кроме добра.

Мне уже приходилось делать такое в прошлом, когда я был пастухом, и всегда мне казалось, что такой же удар пронзает и меня.

— Биалле, — я старался, чтобы голос звучал ровно и уверенно, словно я веду её к полному озеру и сочным водорослям, — ступай с миром!

И ударил, со всей силой, которую только мог собрать, в надежде, что потребуется только один удар, чтобы освободить нашего доблестного товарища. По счастью, этого хватило.

Я долго сидел рядом с ней на коленях, перебирая вывалявшуюся в песке шерсть. Свободна, да, ото всех тягот жизни… может быть, лучше взглянуть на это именно так. Я навсегда сохраню её в памяти, её терпение и её последний дар.

Зашуршала галька, и я оглянулся. Мурри полз ко мне на брюхе, толкаясь всеми лапами. А когда подполз к телу, запрокинул голову и жалобно вскрикнул.

Я стараюсь выбросить из памяти тот последний дар, который оставила нам Биалле. Дар, который, согласно суровым законам путешественников, можно принять с лёгким сердцем, о котором не принято говорить среди странствующих дальними тропами. Мы приучены верить в то, что все мы связаны не только с жизнью вокруг нас, но и с землёй, на которой мы живём. И если жизнь или тело одного могут послужить другому, то так и подобает поступить, в зависимости от того, что от нас требуется. Потому я снова взялся за нож, но на этот раз с таким тяжёлым сердцем, что с трудом подавлял отвращение, пока делал своё дело. Хотя Мурри, кажется, этого не чувствовал.

Биалле была одной из нас, но кот, как и все его сородичи, верил, что её внутренняя часть покинула тело, а то, что осталось, уже не является нашим товарищем. Он посчитает мою привязанность слабостью, я знал это.

По крайней мере, мы могли не бояться, что запах смерти и мяса притянет сюда крыс. Эта земля была слишком голой и бесплодной, даже песчаные коты не забредали так далеко.