Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня

В такое время другие куклы почти никто не покупал, и поэтому я смог не торопясь рассмотреть их. Здесь были мужчины, женщины, дети, жители всех королевств, всех сословий, начиная от Королев, придворных и гвардии и заканчивая слугами и рабами — вес, буквально все были представлены здесь.

Вот целая группа пустынных разведчиков, верхом, в полном снаряжении, даже со смертоносными засапожными ножами — хотя смертельные поединки на таких ножах уже ушли в прошлое и теперь их носили больше для красоты. По верхней полке шагал целый торговый караван. Здесь были собиратели соли из Аженгира, с ветками, поблескивавшими от кристаллов, и проводники песчаных саней из Тваихик, со своими лёгкими повозками. Не забыли и про шахтёров Сноссиса, и про моих земляков. Но, конечно, впереди стояли господа и госпожи народа Вапалы, от последнего уличного уборщика и до Королевы с её двором.

Воплотив в своих куклах примеры всех двуногих обитателей пяти королевств Равинга не забыла и о четырёхногих. Здесь резвились котти, играющие и вышедшие на охоту, ориксы с неподрезанными рогами, терпеливые и выносливые яки, свободные и в упряжи, и целый уголок песчаных котов.

Зная, что в Вапале песчаных котов считают сущим наказанием и лучшей добычей на охоте, я был изрядно удивлён, насколько подробной и жизненной оказалась коллекция Равинги. Настоящие, свободные песчаные коты, живущие свободной жизнью, как Мирурр и те, что собирались на праздник. Такие куклы никогда не смог бы создать тот, что видел котов только издали или убитых на охоте.

Я часто задумывался о шрамах на руке моей хозяйки, спрятанных под браслетом. Она не сказала о них ничего, просто показала мне и всё. Когда Равинга вошла в этот другой мир и почему? Я присмотрелся к рукам Алитты — у неё такой метки не было.

Я с детства был приучен к терпению, но иногда мне хотелось встать перед Равингой и потребовать от неё ответов, и не отговорок, а прямых ответов. С того самого вечера, когда она показала мне чёрный шар — я даже не заметил, как она его убрала, так был ошеломлён увиденным, — с того вечера она почти не уделяла мне внимания, почти всё время проводя в лавке или в мастерской.

На второй день я принялся помогать им — первый день я провёл на рынке, у лавок ювелиров и камнерезов. Дважды я видел украшения, несомненно, вышедшие из–под рук моей сестры, их продавали по такой цене, что Кура, по–моему, просто онемела бы. Я даже начал прикидывать, как бы привозить её работу напрямик в Вапалу, где её изящные изделия нашли бы настоящих ценителей, да и сырья, необработанных камней, таких, как здесь, на наших ярмарках не сыщешь.

Равинга торговала не только в своей лавке, она ещё держала место на рынке, и в торговые дни её слуга Манкол носил туда дешёвые куклы. Я помогал ему донести и поставить прилавок, прежде чем отправиться по своим делам.

Бирюзу, что принёс с собой из пустыни, я продал за несколько серебряных пластинок, и это показалось мне славной сделкой, хотя уверен, знай я местный рынок чуть получше, то продал бы их ещё выгодней. Но мне было не до того — кругом открывалось столько необычного!

По улицам текли неторопливые процессии. Бегущие слуги хриплыми голосами разгоняли толпу перед вельможей, должно быть, из Великих Домов. Везде слонялось множество юношей, разряженных в пух и прах, — вряд ли они приехали на испытания, скорее просто посоревноваться в скачках за городом, гульнуть, как следует, попробовать столичных вин, в общем, на людей посмотреть и себя показать, показать свою молодецкую удаль, иногда приятно оттеняемую неимоверной тупостью.

Однажды я увидел Шанк–дзи, окружённого толпой приверженцев. Он был светлокожий, как большинство вапаланцев, и не носил пышного воинского парика, хотя на боку висела великолепная сабля с украшенной драгоценными камнями рукоятью. Его белые волосы были просто завязаны в хвост, как у меня, только кольцо, скреплявшее их, сверкало бриллиантами.

А его узкое, гладко выбритое лицо — хотя большинство его поклонников отращивали узкие усики или такую же узкую бородку — странно напоминало маску, на нём совершенно ничего не отражалось. Из–под тяжёлых век глаз было почти не видно. Его фигура сразу привлекала к себе внимание, в нём чувствовалась с трудом сдерживаемая энергия, неутолимая жажда действия.

Он тоже был молод, хотя вряд ли кто–нибудь мог про него сказать, что он похож на окружавшую его молодёжь. В нем несомненно ощущалось что–то от той ауры власти, которой для меня всегда был окутан мой отец. Правда, даже будучи сыном Императора, он, согласно обычаям Вапалы, не обладал здесь никакой властью и по занимаемому положению считался ниже, чем глава любого Дома.

Однако люди расступались перед ним. Я обратил внимание, что многие странно оглядывались, когда он проходил мимо. Одна женщина быстро сделала пальцами жест, которым в моей стране принято отгонять злую судьбу. С другой стороны, встречалось и множество таких, которые выкрикивали его имя, хотя он не отвечал приветствующим ни взглядом, ни жестом.

Пока я бродил по рынку, Мурри укрывался в разрушенном доме по соседству или в маленьком дворике за лавкой Равинги. Когда я побеспокоился об его безопасности, Алитта ответила мне с тем нарочито торопливым видом, с каким всегда разговаривала со мной, что эта развалина тоже принадлежит кукольнице, и никто не войдёт туда без спросу.

Мой рождённый в пустыне товарищ скучал. Если бы не котти, постоянно сновавшие в его укрытие и не возможность по вечерам возвращаться под крышу дома Равинги, то думаю, он снова вскарабкался бы на крыши и отправился бы в город на разведку. По вечерам я рассказывал ему, что видел в городе. Не знаю, много ли значили для Мурри человеческие дела, никак не касавшиеся непосредственно его жизни, но слушал он внимательно, а иногда даже удивлял меня вопросами.

Особенно его заинтересовал мой рассказ о Шанк–дзи, пока я говорил, он несколько раз перебивал меня рычанием, а под конец подвёл черту:

— Этот убивать… убивать не есть… — он подыскивал способ выразить важную для него мысль с помощью того ограниченного словаря, которым мы с ним пользовались. — Он убивать… носить зубы… снимать шкуру… показать другим.

Охотник ради охоты. Но это же можно было сказать больше, чем о половине тех, кто так гордо разъезжал по городским улицам. Шанк–дзи отличался от них другим. Кинрр, когда мы встретились впервые, был неприветливым и враждебным, но я понимал его. Даже моего братца я мог понять — после определённых усилий. А этот будущий Император…

— Не один… — прервал мои мысли Мурри, — два…

— Что два? — не понял я.

Кот моргнул. Ему, казалось, снова не хватало слов. Наконец он ответил: