Андрэ Нортон - Берегись ястреба. На острие меча

— Овладело… — Тирта повторила это слово. Она слышала и читала об одержимости. Самое сильное и страшное оружие колдеров. Не так ли они захватывали тела людей, превращали в своих слуг живых мертвецов? Нет, это делалось по–другому, с помощью машин, найденных в Горме. Они были изничтожены так тщательно, что ни один человек больше не сможет разгадать их ужасную тайну. Но всё–таки Тирта произнесла это слово, которое лучше всего соответствовало её состоянию:

— Колдеры.

Фальконер покачал головой. Выражение, которого она не могла разгадать, исчезло. Снова лицо его стало спокойным и бесстрастным, как и всегда.

— Колдеров больше нет. Это другое.

Тирта приподнялась, чувствуя, что должна объяснить, должна дать им понять, что узнала об этой Тени — что она несёт в себе семена ужасных деяний, что чем дольше они сопровождают её, Тирту, тем в большую опасность попадают. Она слишком хорошо помнила все те поступки и мысли, которыми придавила её Тень. И не хотела добавлять к ним ещё одно преступление.

— Тень показала мне меня саму — какой я была, какая я теперь. Я прошу, если в вас есть хоть капля сочувствия, если вы желаете мне добра, — уезжайте. Дайте мне хоть это. Тогда я буду знать, что не увлекла вас за собой во Тьму. Не считайте это своим долгом, вы не обязаны дальше сопровождать меня. Отпустите меня одну. Вы снимете с меня дополнительную тяжесть.

Алон открыл было рот, словно собирался заговорить, но первым ответил фальконер.

— Ты хочешь сыграть в его игру? Я считаю, леди, что в тебе слишком много ума, чтобы ты дала так провести себя. Сама посмотри, что произошло. Мы ещё далеко от Дома Ястреба, но какое–то могучее волшебство пытается разделить нас. Следовательно, нас боятся. Мы даже не знаем природы своего врага. Но мне кажется, что когда мы вместе, как поступали дважды, мы становимся для врага проблемой. Он боится нашей силы.

Давным–давно в Карстене так действовали колдеры. Хитры были их планы. Они овладели Ивьяном и его приближёнными и заставили его изгнать твой народ. А причина заключалась в том, что колдеры не могли овладеть Древними. Древние умирали, потому что не склонились перед чужой волей. Разделить союзников и справиться с ними поодиночке — очень древняя стратегия. Если мы уедем отсюда, а ты дальше пойдёшь одна, враг победит. Ты хочешь, чтобы он победил, леди? Думаю, нет. Враг хочет сыграть на твоём чувстве долга, он внушает тебе мысль, что ты уже служишь злу. И тем самым ты можешь открыть для него дверь.

Тирта поражённо смотрела ему в лицо, внимательно слушала. Она знала, что воин говорит вполне искренне. Та часть её, что проснулась благодаря усилиям его и Алона, как и её вера в себя, усилилась. Девушка словно приходила в себя после тяжкой болезни. В его словах был здравый смысл. Что с ней случилось бы, если бы она уговорила их и они её оставили?

Тирта почувствовала, как в неё вливаются новые силы, изгоняя последние остатки Тени.

— Даже если бы ты отослала нас, леди Тирта, за нами бы всё равно охотились. Мы заодно с тобой. Мы сделали выбор…

Девушка слегка покачала головой.

— Вынужденный выбор. Я заставила вас его сделать, — поправила она.

— Нет, — сразу возразил фальконер. — Я давно уже думал, что, быть может, на всех нас наложен обет, что мы встретились в Ромсгарте не случайно. Я собирался в то утро уехать на побережье. Мои товарищи погибли, я больше не чувствовал себя воином. Ничто не удерживало меня в этих горах. Но вопреки всем своим планам я отправился на рынок, потому что… — впервые на лице его появилось удивлённое выражение. — Не могу сказать, почему. И посмотри, я снова человек, я воин, у меня есть пернатый брат. Я и не надеялся снова получить такого друга. Это тоже не случайно. Крылатый Воин ждал, он верил, что я приду.

— А я бы умер, — тихо подхватил Алон. — Мне кажется, сегодня ты столкнулась с той же смертью, что ждала меня. Но ты, и мастер меча, и Крылатый Воин — вы вернули меня к жизни, вы разбудили во мне то, чего я сам не понимал. Так что до этого я и не жил по–настоящему. Разве можно считать, что всё это случайно?

Тирта облизнула губы кончиком языка. Она посмотрела вначале на фальконера, в руках которого по–прежнему лежала, потом на мальчика — в нём явно пряталось нечто большее, чем видно просто глазу, — наконец на птицу у него на плече. И стена, которую она много лет воздвигала вокруг себя, рухнула.

— Не знаю, что мы ищем в Доме Ястреба, — заговорила она, — но это важно не только для меня. Я верю, что мой клан был хранителем чего–то необычайно важного. И мы должны это найти. Говорят, в Эскоре, откуда мы родом, проснулись и действуют древние силы. Может быть, мой Дом принёс с собой какой–то могущественный талисман, какое–то сокровище, которое теперь необходимо в войне Света со Тьмой? Если бы у меня был Дар… — в голосе её прозвучало привычное сожаление. — Если бы я была обучена, если бы не должна была в одиночку собирать обрывки сведений, может, я могла бы предвидеть и знать. Но я не Мудрая Женщина.

— Ты ещё сама не знаешь, кто ты, — прервал её фальконер. — Не говори, что ты не то и не это. Но вот что я знаю наверняка, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Наш договор изменился, леди. Нет больше двадцати дней службы. Теперь мы связаны до самого конца, хочешь ты этого или нет. Так должно быть.

Воин с необычной нежностью закутал её в плащ, подложил под голову седельную сумку. Потом подержал в воздухе меч Силы. Меч уже светился еле заметно, как ночной светлячок. Но даже при этом свете девушка по–прежнему хорошо видела лицо воина. Он смотрел на меч.

— Он сам пришёл ко мне в руки, хотя мой род не доверяет колдовству. Но этот меч пришёлся мне по руке, словно специально для меня выкован. Это ещё один знак, что я должен быть участником поиска. На мне тоже лежит обет — доставить этот меч туда, где им можно будет воспользоваться, достойно применить его. Не знаю, но, может быть, человек, которого звали Нирель, умер, а я теперь кто–то другой. Но если это так, то я должен узнать, кто я теперь. А сейчас, леди, тебе нужно уснуть, потому что ты выдержала схватку, которая истощила бы силы любого воина. А пернатый брат, хоть и охотился днём, лучший часовой, поэтому нам нет надобности караулить. Как знать, завтра, может, мы пойдём другими тропами, но это будет завтра, и не стоит думать о зле, которое лежит впереди.

Тирта действительно страшно устала. Голос фальконера смягчился, утратил обычную резкость. Он, казалось, уносил девушку — но не в то тёмное место, которое она ищет, не в пустоту небытия, а к обновлению тела и духа.

Алон, закутавшись в одеяло, которое было скатано за седлом торгианца, устроился рядом, так что Тирте не потребовалось бы даже протягивать руку, чтобы коснуться его. Она услышала шаги в темноте и знала, что фальконер тоже укладывается на отдых. Тирта по–прежнему не понимала, что произошло сегодня вечером. Но она слишком устала, чтобы думать об этом. Утром будет достаточно времени для размышлений.