Андрэ Нортон - Берегись ястреба. На острие меча

Или…

Обет! Не оно наложило на неё обет? Не существовала ли в прошлом связь между владеющими Великой Силой и родом Ястреба? Если это так, она может попросить помощи — не ради себя, а ради этих двоих. Тирта постаралась сформулировать свою просьбу, последнюю мольбу верного слуги, которому нельзя отказать.

Лицо, которое она видела, не изменилось, по–прежнему выражая только понимание и оценку. Тирта испытала новую боль, руки у неё окончательно онемели, а остальное тело превратилось в инструмент пытки.

Пальцы её скользнули по бокам ларца, тщетно пытаясь отыскать замок. Однако никакого замка нащупать она не смогла, а зрение ей отказывало. Она даже не могла поднять голову, чтобы рассмотреть то, что держит. Она не должна передавать это в другие руки! Птица по–прежнему сидела на ларце, раскинув крылья, словно пытаясь скрыть его. Тирта неожиданно осознала, что не чувствует прикосновения перьев птицы. Иллюзия? Но Алон больше не держал умирающего сокола, тот исчез.

— Найнутра! — птица вытянула шею и голову так, что они образовали одну прямую линию, и нацелила клюв на тёмную крышу. Она призывала, она явно призывала! Но кто же может добраться до них, кроме тех, кто бродит снаружи, не зная тайны двери?

Из четырёх углов потолка потайной комнаты вырвалось алое пламя. Между этими яростными языками закипел воздух, словно втягивая в себя пыль, накопившуюся за все эти годы, вращаясь, смешиваясь, становясь вполне материальным. Этот водоворот сосредоточился над Тиртой, обретая видимые очертания. Она увидела меч, с длинным лезвием, с простой серой рукоятью. Этот меч не принадлежал миру людей, он из Тени.

Острие замерло над ларцом и птицей. Тирта поняла. То, что хранится в ларце, должно оставаться тайной. Но это всего лишь фокус призванной силы. Они ничего не могут сделать, им остаётся только ждать и смотреть, потому что они лишь малая часть какого–то обширного плана. Может быть, в конце их просто выбросят за ненадобностью. С Великим нельзя договориться, его нельзя умолить.

Что–то проступило на мече из Тени. Как вдоль меча фальконера тянулись непонятные символы, так и здесь появились некие знаки. Но эти Тирта отчасти узнала. Такие же она видела на свитке мертвеца! Девушка задумалась над этим.

Алон, который больше не держал птицу, опустил руки на колени. Глаза его тоже засветились, но не тем пламенем, которое возникло над их головами, а скорее свечением меча фальконера. Он смотрел на теневой меч, и на лице его играло выражение, какое не может возникнуть на лице ребёнка. Он вёл свою собственную битву, собирал всё, чем ещё не научился по–настоящему пользоваться.

Фальконер же стоял в позе обороняющегося, как будто ждал удара, защищая остальных. Он явно готов был скрестить свой меч с мечом из Тени.

— Нирель! — в этот призыв Тирта вложила всю свою оставшуюся силу. — Возьми свиток. Он часть этого, хотя и не знаю, какая.

Фальконер не пошевелился, но Алон, словно понимая значение талисмана, что был у неё, раскрыл сумку, достал цилиндр, снял с него крышку и сунул открытым концом вверх в петлю пояса мужчины.

В одно мгновение прекрасное лицо в сознании Тирты исчезло, хотя девушка была уверена: то, что представляет это лицо, их не оставило. Тирта ощутила дрожь камня, на котором лежала. И снова обрела дар речи — на этот раз, чтобы выкрикнуть предупреждение.

— Прочь от стен! — она не знала, с какого направления ожидать удара, но они все могут быть погребены. И тогда то, что она держит, снова окажется в безопасности.

Фальконер бросился вперёд. Рукой с когтем он подхватил мальчика, прижал его к Тирте. Та сморщилась от боли при этом прикосновении. Мужчина встал на колени, прикрыл их своим телом. Его грудь в кольчуге едва не раздавила птицу.

Пол снова дрогнул. Яростно блеснуло пламя, но в нём по–прежнему не было жара. Меч из Тени наклонился в воздухе. Это видела только Тирта. Он больше не висел острием вниз, скорее распластался горизонтально, стал длиннее и шире, отбрасывая на троих тень.

Рваные гобелены на стенах взметнулись, словно от порыва бури. Полетели обрывки тонкой, как паутина, ткани, оседая на лежащих.

Потом раздался грохот. За распадающейся материей в стене возникла щель, камни освобождались и падали наружу. В полумраке за ними показалась вторая стена. Она тоже треснула, закачалась и рухнула. И к ним ворвался дневной свет — свет дня, когда небо затянуто мрачными тучами, когда сверкает молния. Гром напоминал боевые барабаны.

Тирта первая увидела это отверстие. Они могут идти, эти двое, путь открыт. Сила, которая привела её сюда, ответила на её мольбу. Девушка попыталась оторвать одну руку от ларца, оттолкнуть фальконера, чтобы он увидел выход на свободу и пошёл туда — он и Алон. Но она не смогла оторвать свою плоть от ларца. Что–то шевельнулось, птица проползла по её лицу, хотя Тирта не ощутила прикосновения перьев. А птица пролетела под висящим мечом, развернулась, помчалась, как с силой брошенное копьё, унеслась в бурю и исчезла.

— Идите… — Тирта попыталась перекричать ярость бури. Последовал новый грохот, ещё одна часть внешней стены исчезла. В воздухе запахло чем–то странным, хотя это и не было отвратительным зловонием Тьмы. Тирта подумала, что совсем рядом ударила молния, может быть, даже в само здание.

Фальконер приподнялся. Пламя, игравшее в воздухе у них над головой, стихло, очертания теневого меча растворились. Казалось, проявления Силы прекратились. Да, перед ними открылся выход на свободу, но сама она не могла им воспользоваться.

Тирта была достаточно знакома с врачеванием, чтобы понять: у неё сломана спина, и даже если им удастся сдвинуть её с места (а она была уверена, что и этого они не смогут сделать), это только продлит её конец и в свою очередь подвергнет их большей опасности. Лучше бы ей было остаться погребённой под рухнувшими стенами, взяв с собой то, что она должна хранить.

Фальконер встал, сорвал со стен остатки гобеленов. Части их показались ему прочнее остальных. Он постелил их на пол, Алон принялся помогать.

У них получилось четыре–пять слоев длиной с человека. Тирта понимала, что они намерены сделать, и знала, что ничего не получится. Но она поняла также, что они не оставят её и не уйдут. Может быть, когда они попытаются её переложить, к ней придёт быстрая смерть; ничего больше ей не хотелось.

Они закончили. Нирель склонился к ней. Тирта прикусила губу и ощутила вкус крови. Она собрала все силы, чтобы не закричать от боли. Воин наклонился, и она почувствовала, как он осторожно просовывает руки ей под плечи. Последовала такая боль, перед которой померкло всё предыдущее.

— Сумка… у меня… на поясе… — она произнесла это еле–еле, и Алон, должно быть, услышал первым. Она увидела, как быстро заработали его руки. — Мешочек… с… — ей пришлось глотнуть, прежде чем продолжать, — с драконьим… семенем… положи всё… мне в рот… — это последняя милость, на которую она надеялась. Средство мощное, и им пользуются очень осторожно. Проглотить всё, что у неё есть, это верный конец. Пусть он придёт побыстрее и освободит этих двоих.