Абрахам Меррит - Лесные женщины (сборник)

Мы еще раз свернули. Хвойные деревья росли реже. Слева и далеко внизу я увидел белую реку и густой лес на противоположном берегу. Деревья кончились, и мы вышли на скалистую площадку. Прямо перед нами торчал утес, у основания которого струилась белая вода. Утес закрывал от нас то, что находилось впереди. Здесь пигмеи остановились и снова послали барабанное сообщение. Ответ донесся с близкого расстояния. Из-за утеса сверкнули копья. Там стояла группа маленьких воинов, разглядывая нас. Они дали сигнал, и мы пошли вперед по площадке.

У основания утеса проходила дорога, достаточно широкая для шестерки лошадей. Мы начали подниматься по ней, вышли на вершину, и я увидел мост Нансур и многобашенный Карак.

Когда-то, тысячи или сотни тысяч лет назад, здесь со дна долины поднималась гора. Нанбу, белая река, размыла ее, оставив лишь узкую перемычку из алмазно крепкого черного камня.

Нанбу опускалась, опускалась, выедая более мягкие слои, пока над ней не повис каменный мост, похожий на черную радугу. Гигантский лук из черной скалы навис над пропастью, похожий в то же время на полет стрелы.

У основания моста по обе стороны располагались утесы с плоскими вершинами, также вырезанные рекой из первоначальной горы.

Я стоял на плоской поверхности одного из этих утесов. На противоположной стороне реки, уходя от площадки у моста, возвышалась прямоугольная стена из того же черного камня, что и лук Нансура. Казалось, она не построена, а вырезана из камня. Она окружала примерно с половину квадратной мили. Из-за нее виднелись круглые и квадратные башни и шпили.

Предчувствие, подобное тому, какое охватило меня, когда я въезжал в гобийский оазис, заставило меня вздрогнуть. Я подумал, что этот город похож на Дис, который Данте увидел в своем аду. И над ним навис ореол глубокой древности.

Затем я увидел, что Нансур сломан. Между частями арки, протянувшейся с нашей стороны и со стороны черной крепости, была брешь. Как будто гигантский молот нанес здесь страшный удар, пробив самый центр. Я вспомнил о ледяном мосте, по которому валькирии провозят в Валгаллу души воинов; разбить Нансур – такое же святотатство, как разрушить тот ледяной мост.

Вокруг крепости виднелись другие здания, за пределами стены их размещались сотни, – здания из серого и коричневого камня, с садами; они тянулись на многие акры. По обе стороны города расстилались плодородные поля и цветущие сады. Далеко к утесам, терявшимся в зеленой дымке, уходила широкая дорога. Мне показалось, что вдали в утесах я вижу черный вход в пещеру.

– Карак! – прошептала Эвали. – И мост Нансур! О Лейф, любимый, у меня так тяжело на сердце… так тяжело!

Глядя на Карак, я едва слышал ее. Вкрадчиво зашевелились воспоминания. Я отогнал их, обняв рукой Эвали. Мы прошли вперед, и я понял, почему Карак выстроен именно в этом месте. Черная крепость господствовала над обоими концами долины, а когда мост Нансур не был еще разрушен, и над местностью по эту сторону реки.

Неожиданно мне лихорадочно захотелось посмотреть на Карак со сломанного конца моста. Медлительность пигмеев выводила меня из себя. Я пошел вперед. Весь гарнизон окружил меня; пигмеи перешептывались, пристально глядя мне в лицо своими желтыми глазами. Начали бить барабаны.

Им ответили трубы из крепости.

Еще быстрее я пошел по Нансуру. Мною овладела лихорадка. Хотелось побежать. Я нетерпеливо оттолкнул золотых пигмеев. Послышался предупреждающий голос Джима:

– Спокойней, Лейф, спокойней!

Я не обратил на это внимания. Вступил на сам мост. Смутно я сознавал, что он широк и что с обеих сторон его ограждают низкие парапеты. Камень вытоптан копытами лошадей и шагами марширующих людей. И если его сделала белая река, то руки людей закончили ее дело.

Я достиг сломанного конца. В ста футах подо мной гладко текла белая река. Змей не было видно. Из молочного течения поднялось тусклое красноватое тело, похожее на слизняка, чудовищное. Потом еще и еще, их круглые рты были раскрыты – пиявки малого народа на страже.

Между стенами черной крепости и концом моста была широкая площадь. Пустая. В стене массивные бронзовые ворота. Я чувствовал странную дрожь, горло у меня перехватывало. Я забыл Эвали, забыл Джима, забыл обо всем, глядя на эти ворота.

Громко зазвучали трубы, загремели засовы, и ворота раскрылись. Выехал отряд, предводительствуемый двумя всадниками, один на большой черной лошади, другой на белой. Они проскакали по площади, спешились и вступили на мост. И стояли, глядя на меня через пятидесятифутовую брешь.

На черной лошади прискакала ведьма; второй всадник – я знал это – был Тибур-Смех. Я не смотрел на ведьму и ее окружение. Я видел только Тибура.

Он на голову ниже меня, но широкие плечи и толстое тело говорили о невероятной силе, большей, чем моя. Рыжие волосы гладко спускаются на плечи. Он рыжебород. Глаза ярко-голубые и морщинятся в уголках от смеха. Но это не веселый смех.

На Тибуре кольчуга. Слева висит большой боевой молот. Сузившимися насмешливыми глазами он осмотрел меня с головы до ног и с ног до головы. Если я и раньше ненавидел Тибура, то теперь ненавидел несравненно больше.

Я перевел взгляд на ведьму. Ее васильковые глаза впились в меня, поглощенно, удивленно, заманчиво. На ней тоже кольчуга, по которой струились ее рыжие волосы. Все остальные всадники казались мне смутным пятном.

Тибур наклонился вперед.

– Добро пожаловать, Двайану! – насмешливо сказал он. – Что вызвало тебя из твоего логова? Мой вызов?

– Значит твой лай я слышал вчера? Хай, ты выбрал безопасное расстояние, чтобы полаять, рыжий пес!

Из группы, окружавшей ведьму, послышался смех; теперь я увидел, что это все женщины, красивые и рыжеволосые, как и она сама, а с Тибуром двое высоких мужчин. Сама ведьма молчала, она упивалась моим видом, и глаза ее были задумчивы.

Лицо Тибура потемнело. Один из мужчин что-то прошептал ему. Тибур обратился ко мне:

– Тебя размягчили твои путешествия, Двайану? По древнему обычаю мы должны испытать тебя, прежде чем признать… великий Двайану. Будь проворен…

Рука его опустилась на рукоять молота. Он бросил в меня молот.

Молот устремился ко мне со скоростью пули, но мне казалось, что он летит медленно. Я даже видел, как медленно удлиняется ремень, привязывавший молот к руке Тибура.

В моем мозгу продолжали открываться дверцы… древнее испытание… Хай!.. я знаю эту игру… я неподвижно ждал, как предписывал древний обычай… но мне должны были дать щит… неважно… как медленно приближается большой молот… и рука моя, мне кажется, поднимается ему навстречу так же медленно…

Я поймал молот. Он весил не менее двадцати фунтов, но я поймал его точно, спокойно, без усилия, схватив за металлическую рукоятку. Хай! Мне эти уловки знакомы… дверцы открывались все стремительнее… я и другие уловки знаю… Другой рукой я перехватил ремень, привязывавший боевой молот к руке Тибура, и дернул за него.