Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Конан сморгнул с глаз кровь. То, что произошло потом, ему показалось невероятным: огромное чудовище стало расплываться, превращаясь в студенистую массу.

А потом его ушей достиг звук голосов разбуженных придворных. Они устремились в комнату. Все задавали друг другу вопросы и стояли на пороге. Черные Драгуны тоже были здесь. Дикая ярость сверкала в их глазах, и они ругались на своем родном языке, которого жеманные придворные, к счастью, не понимали. Молодого офицера, отозвавшего охрану от дверей, нигде не было видно.

— Громель! Волтман! Ринальдо! — выдохнул Публиус, главный советник, и заломил свои жирные руки. — Черная измена! За это кто-то будет танцевать на виселице! Позвать охрану!

— Охрана уже здесь, старый ты дурак! — сердито фыркнул Каплантидес, главнокомандующий Черных Драгун, в возбуждении забыв о высоком ранге Публиуса. — Прекрати скулить и лучше помоги перевязать раны короля, пока он не истек кровью!

— Да, да! — вскричал Публиус, который мог составлять великолепные планы, но редко их осуществлял. — Мы должны перевязать его раны. Прикажите привести сюда всех придворных врачей! О, мой король, какой это позор для города! Что с вами сделали? Чем мы можем помочь вам?

— Вина! — прохрипел Конан. Его положили на постель. Кто-то поднес к губам полный кубок, и король большими глотками осушил его.

— Хорошо, — пробурчал он и уронил голову на подушку. — От такого сражения пересыхает в горле.

Кровотечение прекратилось, и невероятные жизненные силы варвара начали исцелять тело.

— Сначала позаботьтесь о ране от кинжала на моем боку, — обратился он к главному придворному врачу. — Ринальдо оставил там свою новую кровавую балладу, и перо его было очень остро!

— Мы давно должны были повесить его! — сердито произнес Публиус. — Эй, а это кто?

Он нервно толкнул носком сапога труп Аскаланте.

— О, Митра! — воскликнул главнокомандующий Черными Драгунами. — Это же Аскаланте, бывший граф Туны! Какой дьявол принес его сюда из пустынного района?

— Почему он застыл в такой позе? — Прошептал Публиус, отступая назад. Другие тоже пораженно умолкли, взглянув на негодяя.

— Если бы вы видели то, что видел я, — пробурчал король, несмотря на протесты докторов, — вы бы этому не удивились. Однако убедитесь сами, там… — он смущенно замолчал, потому что его палец указывал на голый пол. Странные останки чудовища бесследно исчезли.

— О, Кром! — прошептал он. — Адское чудовище превратилось в слизь.

— Король бредит в лихорадке! — прошептал один из придворных.

Услышав его, Конан не смог сдержать своих варварских ругательств.

— О, Бадб, Морриган, Маха и Немиан! — яростно бурчал он. — Я не брежу, я видел! Это было нечто среднее между стигийской мумией и павианом. Это чудовище проникло через дверь, и негодяи Аскаланте бросились в паническое бегство. Оно убило Аскаланте именно тогда, когда он хотел вонзить мне меч в живот. Потом оно бросилось на меня, и я его убил, но не знаю, как, потому что мой боевой топор отскочил от его черепа, как от каменной стены. Но я думаю, что ко всему этому имеет отношение Эпимитреус…

— Слышите! Он говорит об Эпимитреусе, умершем пять сотен лет назад! — украдкой прошептали придворные.

— О, Имир! — прогремел король. — Я сегодня ночью говорил с Эпимитреусом! Он во сне вызвал меня, я прошел по черному, высеченному в скале коридору с барельефами древних богов и героев, потом по лестнице, ступени которой высечены в виде змей Сета, потом я достиг склепа. Там находился саркофаг, на крышке которого была фигура Феникса…

— Во имя Митры! Лорд Король, замолчите! — сказал Верховный Жрец Митры, меняясь в лице.

Конан откинул голову назад и прорычал:

— Что я, раб, чтобы по приказу затыкать свой рот?

— Нет, нет, мой лорд! Я и не думал оскорблять вас, — он пригнулся к Конану и прошептал ему на ухо: — Мой лорд, это все превосходит человеческое понимание. Только внутренний круг жрецов знает о черном каменном туннеле, выбитом неизвестными руками в черном сердце горы Коламира, и об охраняемом Фениксом склепе, в котором похоронен Эпимитреус. И с тех пор туда ни один смертный больше не входил, потому что избранные жрецы, унесшие это знание с собой в могилу, закрыли внешний вход в коридор, чтобы никто больше не смог найти его, и сегодня ни один Верховный Жрец больше не знает, где он находится. Только из передающихся из уст в уста рассказов Верховных Жрецов, которые рассказывают это паре избранных, внутри круга жрецов Митры известна тайна последнего местопребывания Эпимитреуса в черном сердце Коламиры. Это основной догмат культа Митры.

— Я не могу сказать, при помощи какой магии Эпимитреус вызвал меня к себе, — пробурчал Конан. — Но он говорил со мной и нацарапал знак на моем мече. Каким образом этот символ оказался смертельным для демона, я не знаю, однако и обломка меча оказалось достаточно, чтобы убить чудовище.

— Позвольте мне осмотреть ваш меч, — прошептал Верховный Жрец.

Конан взял сломанное оружие и протянул его жрецу Митры. Тот вскрикнул и упал на колени.

— О, Митра, защити нас от Власти Тьмы! — простонал он. — Король действительно разговаривал с Эпимитреусом! На его мече тайный символ, который никто не в состоянии изобразить, кроме Мудреца, — знак бессмертного Феникса, который постоянно охраняет его склеп! Свечу! Быстрее! Посмотрите на то место, на которое указал король!

Место это находилось в тени одного из сорванных гобеленов. Гобелен оттянули в сторону, и у всех от ужаса перехватило дыхание. Некоторые упали на колени и молились Митре, другие с воплями убежали прочь.

На полу, там, где чудовище испустило дух, осталось большое темное пятно — отпечаток тела демона. Было ясно, что такое чудовище не могло появиться на свет в мире обычных смертных, угрожающее и ужасное, как тени обезьяноподобных богов, которые сидят на алтарях стигийских храмов.

Шум сражения стих, победные крики смешивались со стонами умирающих. Словно сухие листья, сорванные осенним ветром, по всей равнине лежали мертвые, заходящее солнце пронзало своими лучами темные шлемы, кольчуги, кирасы, сломанные шпаги, тяжелые складки штандартов, купающиеся в лужах крови. Лошади в попонах лежали возле своих одетых в железо всадников, гривы и плюмажи окрасились в багровый цвет.

По равнине победно гремели триумфальные звуки фанфар олифантов, башмаки победителей безжалостно давили побежденных. Сверкающие кольчугами отряды стекались туда, где последний оставшийся в живых продолжал свою безнадежную битву.