Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

К полуночи они пересекли границу Офира, и на заре на горизонте показались высокие минареты Хорсемиша. Над стройными сверкающими башнями возвышалась угрюмая алая цитадель, казавшаяся кровавым пятном на небе. Это был замок Тзоты. Мраморная дорога вела на вершину, откуда крепость нависала над городом. Склоны горы были слишком круты, чтобы можно было подняться по ним, минуя дорогу. С высоких стен цитадели можно было смотреть на широкие белые улицы, мечети и минареты, лавки, храмы, жилища и рынки. Глаз останавливался на королевском дворце — драгоценном камне в оправе великолепных садов за высокими стенами, полных фруктовых деревьев и прекрасных цветов, где вечно журчали искусственные ручьи и хрустальные фонтаны. И над всем этим угрюмо зависла цитадель, как кондор, выслеживающий добычу, погруженный в темные размышления.

Мощные решетки между огромными сторожевыми башнями открылись, и король вошел в свою столицу между двумя рядами сверкающих копьеносцев, и пятьдесят труб протрубили ему салют. Но толпа не спешила на вымощенные белым камнем улицы, чтобы бросать цветы под копыта лошадей победителей. Страбонус скакал впереди, чтобы известить о сражении, а народ, с неохотой оставивший свои дела, смотрел, разинув рот, на своего короля. Такая малая свита… Что это — поражение или победа?…

За ночь Конан пришел в себя. Он вытянул шею и чуть приподнялся, чтобы посмотреть на чудеса столицы, которую многие называли Королевой Юга. Еще совсем недавно он мечтал подъехать к этим золоченым решеткам со своим закованным в железо эскадроном, под знаменем с изображением льва. А теперь его везут сюда скованным, без брони, лежащим в повозке победителя, как плененного раба! Он грубо расхохотался, и солдаты вздрогнули: так рычит проснувшийся лев.

В глубине цитадели, в зале с высоким сводчатым потолком из разного агата и дверьми с инкрустацией из темных драгоценных камней, собрался необычный совет. Конан Аквилонский, покрытый кровью, текущей из многочисленных ран, стоял перед теми, кто взял его в плен. По обеим сторонам от него стояли по шесть черных гигантов, сжимавших в руках могучие топоры. Тзота, Страбонус и Амальрус, разодетые в золото и шелка, валялись на диванах, обнаженные мальчики-рабы наливали им вино в сапфировые чаши. Конан, окровавленный, смуглый, в набедренной повязке, скованный по рукам и ногам цепью, смотрел на врагов с презрением. Под спутанной массой черных волос, падавших ему на лоб, яростно сверкали голубые глаза. Что ему этот пышный зал, вся эта мишура завоевателей? Под его взглядом короли потупили взоры. Только Тзота не выглядел смущенным.

— Как видишь, наши желания исполняются, король Аквилонии! — сказал он. — Мы желаем увеличить нашу империю.

И вы, свиньи, жаждете моего королевства! — проворчал в ответ Конан.

— А кто ты такой? Выскочка, овладевший короной, на которую у тебя прав не больше, чем у любого бродяги? — бросил Амальрус. — Мы готовы предложить тебе отступное.

Звучный смех вырвался из мощной груди Конана.

— Цена позора, измены! — взревел он. — Конечно, ведь я варвар и, значит, продам свое королевство и свой народ в обмен на жизнь и ваше проклятое золото? Ха! А где ты подобрал свою корону, ты и та свинья с черным рылом, что рядом с тобой? Ваши отцы сражались, ваши отцы страдали и подносили вам королевства на золотом блюде! То, что вы унаследовали, не шевельнув пальцем, — разве что отравили несколько братьев — я завоевал в великой борьбе. Вы валяетесь в шелках и упиваетесь вином, а на вас работает ваш народ! И вы еще говорите о священном праве! Я поднялся от варварства до трона, и, поднимаясь, проливал свою кровь так же щедро, как и чужую. И если кто-то из нас имеет право управлять людьми, то, клянусь, это я! Чем ты докажешь, что ты выше меня?… Я нашел Аквилонию в когтях чудовища, вроде тебя, хотя за ним длинный ряд знатных предков. Страну раздирали распри баронов, а народ стонал под гнетом и налогами. А сегодня ни один аристократ в Аквилонии не смеет плохо обращаться с моими подданными, и налоги у меня самые легкие в мире. Что ты ответишь на это? Твой брат Амальрус правит в южной половине твоего королевства и не доверяет тебе. Твои солдаты, Страбонус, осаждают замки твоих же мятежных баронов. Народ ваших двух королевств раздавлен поборами, а теперь ты хочешь ограбить еще и мой? Ха! Развяжи мне руки, и я натру плиты пола твоими мозгами!

Тзота холодно улыбнулся, заметив ярость своих компаньонов.

— Правда это или нет, неважно, наши дела тебя не касаются, — холодно сказал он. — Подпиши этот пергамент — твое отречение в пользу принца Арпелло де Пеллиа. Мы вернем тебе оружие, лошадь и дадим пять тысяч дукатов золотом. А затем проводим тебя до восточной границы.

Смех Конана прозвучал словно лай дикой собаки.

— Вы отошлете меня туда, откуда я когда-то прибыл в Аквилонию, чтобы наняться в армию, и добавите мне метку предателя? Значит, Арпелло? У меня всегда были подозрения насчет этого мясника Пеллиа. Вы боитесь воровать и грабить открыто, вам нужен предлог, пусть самый хилый! Арпелло говорит, что он королевской крови, вот вы и пользуетесь им, чтобы оправдать свое воровство! Вы хотите поставить у власти сатрапа! Да я лучше встречусь с вами в аду!

— Дурак! — рявкнул Амальрус. — Ты в наших руках, и мы можем лишить тебя и королевства, и головы!

Ответ Конана не был ни королевским, ни благородным, он был естественным для этого человека, варварскую природу которого не изменила цивилизация: он плюнул прямо в глаза Амальрусу. Король Офира вскочил с яростным воплем и бросился на Конана со шпагой в руке.

— Минуточку, Ваше Величество, — вмешался Тзота. — Этот человек мой пленник.

— Отойди, колдун! — зарычал Амальрус, разъяренный насмешливым блеском голубых глаз Конана.

— Назад, я сказал! — рявкнул громовым голосом Тзота. Его тощая рука вынырнула из обшлага и бросила горсть порошка в искаженное лицо короля Офира. Амальрус взвыл и отступил, пошатываясь. Шпага выпала у него из рук, он поднес руки к глазам, а затем упал на диван под равнодушными взглядами котийских стражников. Король Страбонус поспешно выпил бокал вина — руки его дрожали.

— Я чуть не ослеп, — произнес Амальрус. — Что ты со мною сделал, колдун?

— Всего лишь предупреждение, чтобы ты понял, кто хозяин, — сухо ответил Тзота. — Страбонус, похоже, запомнил урок, теперь твоя очередь. Я бросил тебе в глаза немного пыли из стигийской гробницы. Если я сделаю это еще разок, ты проведешь остаток дней в темноте.

Амальрус пожал плечами, криво улыбнулся и взял чашу, чтобы залить свой страх и свой гнев. Тзота повернулся к Конану, который бесстрастно смотрел на него и подал знак рукой. Два негра схватили Конана и потащили за Тзотой по длинному извилистому коридору, вымощенному многоцветными мозаичными плитами. Стены были затянуты золотой и серебряной тканью, со сводчатого потолка свисали золотые курильницы, наполнявшие галереи душистым облаком. Вот негры свернули в узкий коридор из нефрита и агата, темный и страшный, он кончался бронзовой дверью, над которой угрожающе скалился череп. Перед дверью стояло жирное отталкивающее создание со связкой ключей в руке: это был Шукели, первый евнух Тзоты, о котором ходило множество слухов, человек, у которого любовь к чужим страданиям заменила все страсти.