Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Он поднялся и отступал до тех пор, пока из колодца не показалось НЕЧТО.

Конан не мог сказать, что это: он абсолютно ничего не видел, он только чувствовал присутствие недоступного, невидимого разума, дьявольски взлетевшего над ним. Конан повернулся и побежал обратно. Очень далеко, в глубине туннеля, он заметил крошечную красную искру. Он побежал к ней, налетел на каменную стену и увидел искру у самых ног. Это был его факел, огонь погас, но тлел еще уголек. Конан поднял факел и принялся раздувать огонь. Огонь замерцал и поднялся. Конан вздохнул с облегчением и вернулся в зал, где расходились туннели. И вдруг пламя заколебалось, как будто на огонь кто-то дунул. Конан снова ощутил чье-то присутствие и поднял факел.

Он ничего не увидел, но смутно чувствовал, что кто-то, неосязаемый и невидимый, парит в воздухе, да еще изрыгает дикие непристойности. Конан не слышал их, он их чувствовал. Он завертел шпагой над головой, и ему показалось, что он раздирает паутину. Дрожа от ужаса, Конан бросился в туннель, чувствуя за собой горячее зловонное дыхание.

Выскочив в широкую галерею, он наконец освободился от невидимого присутствия. Он снова пустился в путь, напряженно ожидая появления рогатых или косматых чудовищ. Он слышал осторожные, скользящие шаги, в проемах мелькали тени, вдруг раздался демонический хохот гиены и в завершение — человеческий голос, произносящий отвратительные, богохульные слова. Однако рядом с ним, в галерее, не было никого. И Конан скоро понял почему: сзади раздался шорох — тяжелое тело скользило по галерее.

Конан мгновенно погасил факел и бросился в один из проемов. Мимо проползла гигантская змея, отяжелевшая от последней трапезы. Рядом с Конаном что-то застонало от ужаса и убежало в темноту. Как видно, главная галерея была охотничьей тропой змеи и все оставили эту галерею ей.

Что ж, змея была наименьшим из зол. Конан испытывал к ней даже некоторые дружеские чувства, когда вспоминал рыдающий и хохочущий ужас или то создание, которое появилось из колодца. Змея, по крайней мере, земная: это ползучая смерть, но она угрожает лишь телу, она не нападает на душу и разум.

Теперь он шел за змеей следом, снова раздув свой факел, держась от змеи на почтительном расстоянии. Но он не сделал и нескольких шагов, как из ближайшего бокового туннеля раздался чей-то мучительный стон. Осторожность советовала Конану продолжать идти за змеей, но пересилило любопытство. Конан поднял повыше факел, от которого уже мало что оставалось, и то, что он увидел, ошеломило его, хотя, казалось бы, он ожидал всего.

Он стоял перед обширной камерой, закрытой высокой решеткой от пола до потолка, прочно вделанной в камень. В клетке маячил силуэт, который показался Конану человеком или, по крайней мере, чем-то похожим на человека, связанного и опутанного усиками лозы, растущей прямо из скалистого пола. Мягкие, гибкие ветви опутывали нагое человеческое тело, впивались в него, страстно его целовали. Остроконечные листья, кроваво-красные цветы — странные, извращенные — осыпали несчастного. Самый большой цветок расцвел у губ человека. Тяжелые стоны вырывались из этих губ, голова поворачивалась туда-сюда в приступе нестерпимой боли, глаза были устремлены на Конана, но никакого проблеска мысли не было в тусклом взгляде стеклянных зеленых глаз.

Внезапно кровавые цветы ожили и прижали свои лепестки к полуоткрытым губам, усики лозы дрожали в экстазе, вибрировали от желания. Волны меняющихся цветов пробегали по ветвям, цвета становились все более яркими, ядовитыми. Человек извивался от боли.

Конан не понимал, что это, но знал, что перед ним ужас. Он шел сквозь ад, сотворенный Тзотом-Ланти. Кем бы ни был узник — человеком или демоном, — надо было ему помочь. Конан поискал вход и обнаружил решетчатую дверь, запертую тяжелым замком. Один из ключей в связке Конана открыл замок, и Конан вошел. Тотчас же лепестки этих ядовитых цветов собрались вместе, усики угрожающе выпрямились, растение напряглось и качнулось к нему. Волны ненависти исходили от этой лозы, она явно видела Конана. Длинные усики тянулись к нему, пытаясь схватить, но он уже поднял шпагу и одним резким и сильным ударом, перерубил ствол.

Несчастный пленник был отброшен в сторону, лоза извивалась и крутилась, как обезглавленная змея, скатываясь в огромный шар. Усики щелкали, как хлысты, листья тряслись и бились, как кастаньеты, лепестки конвульсивно дергались. Наконец лоза обмякла и вытянулась на полу, его яркие цветы поблекли, из перерубленного ствола вытекала какая-то белая жидкость. Все было кончено.

Конан оглянулся и замер от изумления: сзади него стоял освобожденный им человек. Высокий и стройный, с длинными ногами, темными, задумчивыми глазами, он был явным аристократом. Маска ужаса спала с его лица.

— Какой сейчас год? — спросил он по-котийски.

— Сегодня десятый день месяца Юлуна, год Газели, — ответил Конан.

— О Иштар! — пробормотал незнакомец. — Десять лет!

Он провел рукой по лбу, потряс головой, как бы освобождая мозг от затянувшего его тумана.

— Все так смутно, — продолжал он. — После десяти лет пустоты ум не может проснуться сразу. Кто ты?

— Конан из Киммерии, король Аквилонии.

— Вот как? А Мумедид? — удивился незнакомец.

— Я задушил его прямо на троне в ту ночь, когда захватил королевский город, — ответил Конан.

— Извините меня, Ваше Величество, — улыбнулся незнакомец. — Я должен был сначала поблагодарить вас за ту услугу, которую вы мне оказали. Но я сейчас как человек, пробудившийся ото сна, более глубокого, чем смерть, сна, наполненного кошмарами, и понимаю только, что вы освободили меня. Скажите мне, почему вы перерубили ствол, вместо того, чтобы просто вырвать лозу?

— С давних пор мне известно, что не следует касаться того, чего не понимаешь, — ответил Конан.

— Верно. Если бы вы ее вырвали, вы нашли бы на корнях такое, что не взяла бы и ваша шпага. Корни Ютхи идут из самого ада.

— Кто ты? — спросил Конан. — Как зовут тебя?

— Пелиас.

— Как? — вскричал Конан. — Пелиас, маг, соперник Тзоты, исчезнувший с лица земли десять лет назад?

— Только с лица земли, — горько улыбнулся Пелиас. — Тзота предпочел оставить меня в живых, в оковах страшнее железных. Он запер меня здесь с этим чудовищным цветком, семена которого украли во мраке космоса у Яга Проклятого. Они нашли плодородную почву только здесь, в подземелье, кипящем червями, здесь, в аду. Я не мог вспомнить свое колдовство, слова и символы своей власти из-за этой проклятой лозы, которая пила мою душу, мучила своими страшными ласками, дышала моим мозгом и днем и ночью. Мой разум был пуст, как разбитая амфора. Десять лет! Да поможет нам Иштар!