Джефферсон Свайкеффер - Паутина будущего

— Вот так номер! — громко воскликнул он. — Здесь живут люди? В этой пустыне?

— Здесь не всегда было так, — отрезал капитан Блэкли. — Мы работаем над тем, чтобы все здесь изменить.

— О, разумеется, — фыркнул Мэддок, — вы, наверное, считаете, что стоит вам щелкнуть пальчиками и пустыня расцветет?

— Нет. — Полицейский стоял чуть в стороне, словно отстраняясь от сомнений Мэддока. Он еще добавил, но очень тихо, словно обращаясь к самому себе: — Сюда бы только немного холодной воды… И как следует поработать…

Мэддоку вдруг стало очень стыдно. Он вспомнил покрытые сочной зеленью холмы Мэриленда и покрытые пылью бугры, в которые они превратились. И это песчаное пространство, наверное, каких — нибудь сто лет назад было садом.

И… холодная вода? Холодная, быстрая, журчащая вода, которая способна погасить огонь, сжигающий души умерших людей… Он начал размышлять над только что пришедшей ему в голову жуткой аналогией, поразившей его до глубины души. Каждый из тех жалких лоскутиков прозрачной, раскаленной ткани, которые Стенелеос Магус LXIV без устали стремился охладить, — разве они не были когда — то сочными, свежими и изумительно красивыми? Разве не были они так же зелены и прекрасны, как луга и холмы прошлых столетий?

Этот полицейский сказал что — то насчет работы. Нелегкой работы. Мэддок снова посмотрел вокруг на выжженные солнцем холмы, усыпанные круглыми, покрытыми толстым слоем пыли валунами. У него даже закружилась голова, когда он представил себе, какую работу надо проделать, чтобы все здесь расчистить, провести воду, рассадить сады и леса.

Лично он ничего этого делать не желал. Он желал отвернуться. Все это не входило в его задачу. Все это для него было слишком огромно.

Он хотел — он пытался — отвернуться. Он сделал, что ему было положено и даже больше. Он заслужил отдых. Однако снова и снова он вспоминал зеленые поля и журчащие ручьи прошлого. Он вспомнил холодную речушку, где он впервые встретил Стенелеоса и Валентина.

Это была огромная задача. Для ее выполнения не хватит человеческой жизни; может быть, не хватит и десятка, и сотней жизней. Мэддок ясно ощутил свою малость и одновременно гордость за то, что волею судьбы оказался причастным к этой задаче.

Он понимал, что работа заключалась не только в том, чтобы вернуть леса и жизнь на эту выжженную солнцем землю. Главной работой была та, которой посвятил себя Стенелеос и маленькой, едва заметной частью которой стал Мэддок.

Он помог Стенелеосу принести надежду и жизнь туда, где оставались только безнадежность и смерть. Эта нескончаемая работа была равносильна тому, чтобы принести маленький лучик света в бесконечное, абсолютно черное пространство. Он помогал не рабам, не генетическим отказникам и даже не проклятым душам. Он помогал надежде.

— Это место будет утопать в зелени, — сказал Мэддок и задумчиво улыбнулся. — Я не имею права подшучивать над тем, что вы мечтаете жить на цветущей и мирной земле.

Блэкли не понял, что Мэддок говорит совершенно искренне, и с его же насмешливой интонацией сказал:

— Тебе самому скоро понадобится немного зелени. В Неваде в сто раз хуже, чем здесь.

Мэддок удивленно поднял бровь. Невада? Он несколько раз прокрутил это слово в голове. В нем чувствовались зло и беспощадность.

Вскоре по пышущей жаром дороге прикатила машина. Мэддока затолкали в нее, хотя, почувствовав охлажденный, свежий воздух, он и сам рад был побыстрее забраться внутрь. Он устроился сзади, на широком удобном сиденье. Блэкли в своем громоздком обмундировании влез после него и занял почти все оставшееся пространство. Недовольный Мэддок попытался немного отодвинуть от себя летательный аппарат, но тот настолько раскалился на солнце, что он отдернул руку и начал шумно дуть на ладони, укоризненно глядя на своего недавнего спасителя.

Затем нагрянула еще одна проблема: автомобиль, быстро набрав скорость, понесся вдоль дороги со сногсшибательной скоростью, совершенно, по мнению Мэддока, игнорируя цивилизованные законы движения транспорта.

— Притормози малость! — крикнул он. — Ты приедешь целым чуть позже, но это будет менее огорчительно, чем ежели ты приедешь побыстрее разбитым на кусочки. Притормози, черт бы тебя побрал! Сделай добро своим родным и не вводи их в лишние расходы на твои похороны!

Отделенный от них металлической решеткой водитель небрежно и недоброжелательно хмыкнул. Однако сидевший рядом с ним пассажир обернулся и посмотрел на Мэддока с выражением искреннего удивления.

— Вы спрыгнули с вертолета, летящего на полной скорости, — сказал он спокойно и рассудительно, — и в то же время боитесь ехать на обычном автомобиле?

— Это, — закипел от негодования Мэддок, — вы называете дорогой? А бешеную скачку, которую затеял этот дикий наездник, вы называете ездой? Придержите его, или мы все грохнемся, переломаемся и изжаримся прямо на дороге!

Мэддок, несмотря на спокойный тон инспектора, и в самом деле был сильно напуган немыслимой скоростью этой самодвижущейся повозки. Ни в вертолете, ни даже вне его он не чувствовал страха, но этот визг и скрежет колес о землю способен был сломить самого храброго на свете человека.

Куртис пожал плечами и дал знак водителю немного сбавить скорость. Затем он в упор посмотрел на Мэддока:

— Мой журнал открыт на запись. Итак… как вас зовут?

— Мэддок О'Шонесси.

— Регистрационный номер?

— Что?

Куртис кивнул:

— Не зарегистрирован. Понимаю. — Его лицо слегка потускнело, будто он только что осознал, что поймал птицу невысокого полета. — Ну, хорошо. В таком случае ответьте мне вот на какой вопрос: почему вы выпрыгнули? Вы хотели умереть?

— Нет.

Мэддок воскликнул это с гораздо большим пылом, чем намеревался. Самоубийство? Полный отказ от надежды? Это был не его путь решения проблем.

Он смущенно кашлянул, как бы извиняясь за свою излишнюю эмоциональность.

— Нет, сэр, это не было попыткой самоубийства. Ни в коем случае. Конечно, жизнь — это трудная работа, и человек время от времени заслуживает отдыха. Но я, сэр, не для того прыгнул, чтобы умереть.

— Для чего же?

— Вы поймали этот верти… ну, короче, эту штуку, на которой мы летели?

— Нет, вашим друзьям удалось скрыться.

— Ну вот. Теперь видите? Для этого я и выпрыгнул.

Он откинулся назад в мягком удобном сиденье полицейской машины и удовлетворенно, словно после хорошо сделанной работы, улыбнулся.

Куртис по дороге еще задал несколько вопросов, но никаких конкретных ответов, представляющих ценность для расследования, не получил. Мэддок знал больше — гораздо больше, — но в данный момент он не был расположен к разговорам.

Условия в тюрьме показались ему не такими уж и плохими. Выделенная ему койка была не жестче и не уже, чем твердая, словно камень, и узкая, словно железнодорожный рельс, кровать в холодном доме миссис Фланнэген. Еда была вкусна и всегда хорошо разогрета, молоко свежее и холодное; компания подобралась, конечно, не из лучших в этом мире людей, но примерно с такими приятелями он пил вино и пиво в придорожном баре недалеко от моста через реку Ли. Они, прямо скажем, не были приятными людьми, но с удовольствием готовы были послушать нескончаемый поток его шуток, историй и разных дурацких выдумок. Поначалу они пытались несколько раз оборвать и высмеять его, но Мэддок изыскал возможность продемонстрировать кое — что из арсенала дублинских кулачных боев, после чего его уже больше никто не порывался прервать. Они даже стали предпочитать его рассказы традиционно любимому телевизору.