Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

Такой и нашли меня собака и ее хозяин. Пес зарычал, но даже если бы у меня было сейчас оружие, я все равно не смогла бы его удержать. Я подняла затуманенные слезами глаза на того, кто пробирался ко мне по глубокому, выше колена, снегу.

Всмотревшись, я увидела самого обычного человека. Во всяком случае я не могла найти в нем ничего общего с теми кошмарными существами, что рыскали в потемках по земле Эскора. Но судя по лицу, к древней расе он не принадлежал. Одет он был в костюм из меха, непохожий ни на что, виденное мной прежде; на нем была свободная пуховая туника, стянутая широким, украшенным драгоценными камнями, поясом. Капюшон, отделанный длинным зеленоватым мехом, соскользнул с головы, и я удивилась, увидев огненно-рыжие волосы, хотя брови и ресницы были черными, а кожа — темно-коричневой. Оттенок его волос казался настолько неестественным, что можно было подумать, будто это парик, специально так ярко окрашенный.

Лицо было широкое, а не длинное и узкое, как у людей древней расы, нос — плоский, губы — полные и яркие. Когда он заговорил, я услышала поток глуховатых неразборчивых слов, и лишь некоторые из них отдаленно напоминали обычную речь обитателей Долины, отличавшуюся, в свою очередь, от того языка, на котором разговаривали в Эсткарпе.

— Другие, — я наклонилась вперед, опершись на руки, которые по-прежнему крепко сжимали ранец, — помощь… найти… другие… — я старалась отыскать самые простые слова, делая между ними большие паузы, надеясь, что он поймет меня. Но он стоял молча, вытянутой рукой поглаживая собаку, словно успокаивая ее. Позади этого человека я разглядела еще одного крупного пса.

— Другие, — я настойчиво добивалась, чтобы он понял меня; ведь если я смогла выжить под этим обвалом, значит, и другие могли. Тут я вспомнила про веревку, которая связывала всех нас, и стала ощупывать себя, отыскивая ее. Она, конечно же, могла привести меня к Кемоку, который шел впереди.

Но я с досадой обнаружила только дыру в куртке, очевидно, проделанную крюком, который вырвало с огромной силой.

— Другие! — Мой голос поднялся до пронзительного крика. Я поползла назад к завалу; среди больших сугробов здесь и там виднелись огромные валуны, вспоровшие снежный наст своими остриями. Я стала бездумно и беспорядочно разрывать снег руками, надеясь, что если уж чужеземец не понял моих слов, хотя я и старалась употреблять интонации, свойственные языку обитателей Зеленой Долины, то мои действия он поймет непременно.

Вместо этого он внезапно и резко шагнул вперед, и я со страхом отскочила от него. Собака тут же впилась зубами в мою куртку чуть пониже плеча. Сцепив клыки, она с недюжинной силой поволокла меня к своему хозяину. Конечно, мне с ней было не тягаться, и я перестала ей противиться.

Человек не сделал ни единого движения, ни для того, чтобы приблизиться ко мне, ни для того, чтобы помочь своей собаке. Он больше не сказал ни слова, просто стоял и равнодушно наблюдал, словно происходящее не имело к нему никакого отношения.

Собака глухо зарычала, когда ей наконец удалось оттащить меня назад; я бы все равно не смогла отбиться от нее, пока она тащила меня к хозяину. Но теперь, сделав отчаянный рывок, я растянулась на спине и заскользила вниз по склону, прочь от того места, где лавина чуть не погребла меня под собой.

Где-то надо мной снова раздался пронзительный свист, и на этот раз на него ответили, причем ответила не та собака, которая по-прежнему с рычанием преследовала меня, лай послышался откуда-то издалека. Человек спустился вниз ко мне, но не пытался даже дотронуться до меня, он все так же молча чего-то ждал.

Вскоре показались два большущих пса с крепкими ременными ошейниками, впряженные в сани довольно сложной конструкции. Собака, нашедшая меня, перестала рычать и ринулась к саням, барахтаясь в снегу; там она заняла место чуть впереди своих приятелей, будто ожидая, что ее тоже поставят в упряжку. Тем временем незнакомец наклонился и, крепко сжав мое плечо, неожиданно сильно толкнул меня вперед. Я начала вырываться, противясь его молчаливому приказу.

— Нет! Другие!.. — Я выкрикивала эти слова прямо в его бесстрастное лицо. — Найти! Другие!

Я увидела только, как поднялась и мелькнула возле моих губ его рука. На мгновение вспыхнула боль, пронзившая все мое тело, и — больше ничего.

Ноющая боль растекалась по телу; время от времени меня встряхивало так, что она становилась совершенно невыносимой. Я лежала на чем-то качающемся, непрочном, движущемся, и каждое движение только увеличивало мои муки. Я открыла глаза. Солнце, словно резкая вспышка, ослепило меня, и на глазах выступили слезы. Однако за этот короткий миг в поле моего зрения попали бегущие псы, длинными прочными ремнями привязанные к саням, и я все вспомнила. Попытавшись сесть, я тут же с удивлением обнаружила, что мои запястья и лодыжки чем-то скручены, а поверх меня накинута меховая полость, не дающая шевельнуться; очевидно, она была крепко привязана к основанию саней.

Может быть, это было сделано, чтобы я не замерзла или чтобы не свалилась с саней, но в тот момент, обнаружив свою полную беспомощность, я видела в этом лишь очередную преграду, лишь путы, мешающие мне обрести свободу.

Все сани, виденные мною раньше, были очень громоздкими, в них запрягали лошадей. Но эти, влекомые сильными псами, неслись вперед с поразившей меня скоростью. Мы мчались в полной тишине: не перекликались колокольчики на упряжи и на передке саней, как обычно они звенели в Эсткарпе, и было что-то непонятно-пугающее в этом беззвучном полете.

Мысли мои постепенно прояснялись, но боль сосредоточилась в голове — по-видимому, давал о себе знать удар, полученный при падении; нечего было и пытаться сейчас разрешить какую-либо задачу, это было невыполнимо, и ужас мой перед оковами был скорее инстинктивным, нежели осознанным.

Я перестала вырываться из пут, просто закрыла глаза, чтобы защититься от слепящего солнечного света, усиливающего головную боль до отчаяния, и решила, что самое разумное — восстановить в памяти все происшедшее, собрав вместе обрывки воспоминаний.

Наконец мне удалось вспомнить все, вплоть до удара, нанесенного незнакомцем, и я с досадой поняла, что являюсь не спасенной, а пленницей, и сейчас мы едем по направлению к его дому или лагерю. Я знала об Эскоре очень немного (даже Зеленые не забредали далеко от цитадели Долины), в основном слухи и легенды, но ни разу прежде не слыхала я о таких людях и таких собаках.

Теперь я не видела того, кто захватил меня в плен, он, должно быть, шел сзади, за санями. А может быть, он вообще отправил меня одну, под присмотром своих четвероногих слуг, в которых был полностью уверен, а сам остался с другими спасенными?