Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

С другой стороны, напротив входа, висело несколько узких, наклоненных к стене, полок. Они были завалены сумками, деревянными коробками и глиняной посудой удивительно красивой формы, но не расписанной, вообще — лишенной каких-либо украшений. Здесь же висели два охотничьих копья.

Источник света, благодаря которому я смогла все это разглядеть, вызвал мое глубочайшее изумление. От шеста, расположенного в центре, тянулись во все углы жилища веревки, на которых висели лоскутья покрытой пленкой ткани, очень напоминающей тот превосходный шелк, что сулькарские мореходы иногда привозили из-за моря. Основой этой тончайшей ткани были мириады мелких насекомых, причем не мертвых, как в тенетах паука, а живых. Внутри каждого копошащегося насекомого мерцала искра света, так что все вместе они давали необыкновенное освещение, может быть, более тусклое, чем то, к которому я привыкла, но его вполне хватало, чтобы осмотреться.

Я с изумлением продолжала таращиться на все вокруг и поздно заметила, как в жилище вошел незнакомец. Он так и застал меня с широко открытыми глазами, и больше не имело смысла разыгрывать беспамятство. Досадуя на свою глупость, я попыталась сыграть другую, продуманную заранее роль, надеясь, что хоть это мне удастся, и со страхом на лице стала пятиться от него по постели, словно желая спастись бегством.

Он встал на колени сбоку от ложа, уставился на меня, словно оценивая, и вдруг резким движением засунул руку мне под куртку. Теперь мне не нужно было изображать ужас, потому что я действительно испытывала его, нимало не сомневаясь в намерениях мужчины, словно бы прочла его мысли.

Я больше не могла притворяться безвольной пленницей, я не могла без борьбы позволить ему сделать то, что он вознамерился сделать. Я изогнулась, пытаясь укусить его руку, а он тем временем вцепился другой рукой в куртку, стараясь разорвать и ее, и рубашку под ней. Я отбивалась изо всех сил, я отталкивала обидчика и руками, и ногами.

Казалось, он все принимает за игру и даже находит в этом удовольствие. Он сидел, опершись на пятки, и усмешка на его лице не сулила мне ничего хорошего. Быть может, он наслаждался властью надо мной и хотел продлить свое торжество, но во всяком случае к дальнейшим действиям он не переходил, продолжая разглядывать меня, словно тщательно обдумывал каждый последующий шаг, смакуя в воображении то, что собирался сделать.

Но он так и не успел воспользоваться случаем. Раздался резкий оклик, полог отдернули, показалась голова, затем — плечи, и глазам моим впервые предстала женщина этого племени.

У нее были такие же своеобразные черты, как и у человека, взявшего меня в плен, только волосы свернуты кольцом и уложены в замысловатую прическу; на голове возвышалась целая башня, поблескивающая булавками, украшенными драгоценными камнями. Ее свободный меховой плащ был распахнут, и я увидела, что несмотря на довольно прохладную погоду, она обнажена до пояса, только на шее болталось несколько ожерелий весьма искусной работы. Груди были большими и тяжелыми, а соски выкрашены в желтый цвет, и от них, изображая цветок, во все стороны обходили лепестки.

Разговаривая о чем-то с моим захватчиком, она с презрительным любопытством пристально оглядывала меня, и при этом вид у нее был такой властный, как у какой-нибудь колдуньи, Откровенно говоря, я не рассчитывала встретить здесь нечто подобное; не знаю уж почему, но я решила, что нахожусь в обществе, где главенствуют мужчины.

Говорила женщина очень быстро, и этот язык, этот выговор странно волновал меня: когда временами удавалось ухватить обрывок разговора, он казался смутно знакомым, хотя значения слов я уловить не могла. Немудрено, что я так забеспокоилась, слушая эту женщину — меня не покидала надежда вновь обрести свой утраченный Дар. Только тот, кто некогда обладал Силой и потерял ее, смог бы понять, что тогда творилось со мной Я была жестоко опустошена, и потеря казалась столь огромной, что с каждым днем я ощущала ее все больше и больше.

Хотя я и не могла понять, о чем говорили эти двое, было ясно, что они недовольны друг другом, — их захлестывало раздражение, и судя по всему, именно женщина приказывала моему мучителю сделать что-то такое, чего он делать не хотел, Вдруг она вполоборота повернулась к двери и сделала жест, из которого я заключила, что она грозится позвать кого-то на помощь.

Издевательская усмешка уже давным-давно исчезла с его толстогубого лица — теперь на нем было столько угрюмой злобы, что на месте этой женщины я бы просто побоялась смотреть на него. Ее же презрение и нетерпение только усиливались, и она снова повернулась, словно тот, кого она могла позвать на помощь, только и ждал снаружи сигнала. Однако прежде чем она сделала это, если действительно таково было ее намерение, раздался медный гул, и тяжелое протяжное мычание, повторенное эхом, достигло наших ушей.

Пораженная услышанным, я на короткое мгновение совершенно забыла, где я, и что меня ждет еще немало тяжких испытаний. Этот звонкий гул воскресил в моей памяти то, что я считала навсегда потерянным — на него отозвалась не просто какая-то часть меня, но в один миг откликнулось все мое существо, да с такой ужасающей силой, что лишь удивляюсь, почему я не закричала.

Хотя Дар мой был, очевидно, потерян для меня, память оставалась со мной, я нет-нет да вспоминала, чему меня когда-то учили, пусть даже не могла сейчас ничем воспользоваться. И память подсказала мне, что я услышала здесь, в лагере варваров, не что иное, как сигнал колдовского гонга.

Женщина нескрываемо торжествовала, а мой мучитель еще больше встревожился. Он достал из-за широкого ремня острый нож, наклонился надо мной и перерезал веревки, которыми крепко были скручены мои ноги. Освободив от пут, он грубо поставил меня на ноги, его руки злобно обшарили все мое тело, и это, похоже, обещало мне в будущем много неприятностей, если учесть, что сегодня его вынудили отказаться от задуманного.

Он резко толкнул вперед мое безвольное тело, и, если бы не женщина, не уступавшая ему по силе, я, беспомощная, угодила бы прямо в стену, но она подхватила меня за плечи.

Ее ногти больно вонзились в мою ладонь, и она, подталкивая, вывела меня из шатра в холодную ночь, слегка озаренную огнями ростров. Люди, что сидели, сгрудившись, у огня, не обращали на нас никакого внимания, и мне подумалось, что они нарочно избегают смотреть в нашу сторону по какой-то неведомой мне причине. В воздухе до сих пор чувствовалась вибрация, вызванная звуком гонга — она не умерла, когда оборвался звук, породивший ее.

Я спотыкалась, женщина одновременно поддерживала и подталкивала меня, мы проходили мимо костров и других жилищ, примостившихся среди деревьев, по извилистой дороге. Костры остались далеко позади, тьма сгустилась, стала еще непроглядней, казалось, в ней немыслимо что-либо различить. Но моя охранница — или проводница — шла ровно и уверенно; либо она видела в темноте гораздо лучше меня, либо так часто ходила этим путем, что знала его наизусть.