Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

Я почувствовала, как меня уносит, подхватив, какой-то чудовищный поток, ворвавшийся в мое сознание. А немного погодя мне казалось, будто я сижу за столом, на котором лежит груда драгоценностей, и мне нужно рассортировать их за очень короткое время, а должна я выискивать все изумруды, отодвигая в сторону рубины, сапфиры и жемчужины, самые прекрасные и редкие, какие только могли существовать на свете.

Свои «изумруды» я находила здесь и там, и все эти кусочки и частички при пробуждении значили для меня больше, чем настоящие драгоценные камни. Я вновь положила свиток в футляр и взглянула на Бахай. Она лежала на спине, и на лице ее светилась улыбка, какой прежде я никогда не видела.

Я натянула плащ на дрожащее от холода тело и дотянулась до очага, подбрасывая в огонь побольше дров; я вновь задумалась над тем, что бы еще могла сделать для своей служанки. Конечно же, — совсем незначительное заклинание — и она до конца жизни будет каждую ночь видеть счастливые сны, приносящие покой и радость. Для того, кто хочет от жизни нечто большее, чем сновидения, это было бы скорее проклятием, а не даром, но для Бахай могло стать действительно благом. Поэтому я произнесла нужное заклинание и только потом приступила к более важным делам.

Мои «изумруды» и в самом деле оказались сокровищами. Как я знала с самого начала, колдовство Ютты было близко природному, естественному, а теперь выяснила, что наложенные ею узы рун держались на крови… Хотя это могло быть очень болезненно и даже опасно для меня, я должна была испробовать этот способ.

Разостлав на полу циновку с рунами, я провела рукой по тусклой поверхности, и линии ярко вспыхнули. Тогда я взяла один из длинных охотничьих ножей и проткнула вену у сгиба локтя. Из раны хлынула струя красной крови, я взяла из Юттиных запасов жезл, который нашла, когда впервые перебирала ее вещи, погрузила его в свою кровь и стала тщательно и осторожно прорисовывать каждую линию рун; от прикосновения окровавленного жезла они темнели и тускнели… Я часто прерывалась, погружая острие ножа еще глубже, чтобы кровь текла сильнее.

Закончив все, я быстро наложила на рану повязку с целебным эликсиром из трав; теперь можно было приступать к заклинаниям. Я не знала точно, какие именно силы призывала Ютта, чтобы связать меня этими узами, но зато помнила, что в таких случаях проделывали колдуньи, и стала звать эти силы одну за другой, наблюдая, как свертывается кровь, а руны окончательно исчезают под кровяной коркой. Когда я решила, что все готово, я собрала спекшуюся кровь тряпицей и бросила коврик в огонь.

В эту минуту решалось все. Если бы оказалось, что я в чем-то ошиблась, мне грозила смерть. Но в любом случае я понимала — мне сейчас будет очень трудно.

И я не ошиблась; как только пламя лизнуло циновку и начало ее поглощать, тело мое скорчилось от мучительной, пожирающей боли, и я так вонзила зубы в губу, сдерживая крик, что тонкая струйка крови скатилась на подбородок. И хотя из меня готов был вырваться пронзительный вопль, я сдерживалась, стараясь не проронить ни стона, боясь разбудить Бахай. Я терпела и следила за циновкой, пока ее окончательно не пожрал огонь. Тогда я подползла к Юттиному сундуку и достала оттуда небольшой котелок с густым жиром, которым я смазала — при этом пальцы мои дрожали и перехватывало дыхание — свою рану; все тело покраснело и болело, словно бы это я, а не циновка, лежала только что в огне и корчилась на угольях.

Заклинание было разрушено, однако состояние мое было таково, что ни в этот день, который уже разгорался, ни на следующий я не могла приступить к осуществлению своего плана. Вдобавок, еще нужно было принять меры предосторожности, чтобы никакая гончая собака из лагеря, пущенная по следу, не смогла бы учуять меня и настигнуть в тот момент, когда я почувствую себя в безопасности.

Бахай проснулась при свете дня, но двигалась, как сомнамбула, словно не хотела расставаться со своим сном; она выполняла обязанности с обычным старанием, но, похоже, почти не замечала меня, разве только тогда, когда нужно было подавать еду. К счастью, в тот день никто не нарушил нашего одиночества, потому что над поселком разразился такой буран, нагнавший на небо тяжелые тучи, что все вапсалы сидели по своим жилищам и не высовывались наружу.

Ближе к вечеру тело мое ожило до такой степени, что я смогла передвигаться по шатру, хотя с трудом и испытывая сильнейшую боль. Я начала готовиться к побегу; мысль о развалинах на мысе не давала мне покоя. Ютта уже была там однажды и сказала, что это место, где обитает Сила. И она не сказала, что это Сила зла. Но вапсалы этого не знают, и значит, добравшись туда, я избегу их преследования.

Если я смогу скрыться там, дикари сочтут это проявлением колдовства, во всяком, случае, будут слишком напуганы, чтобы пытаться настичь меня. Я могла бы отсидеться в руинах и, дождавшись хорошей погоды, отправиться, наконец, на запад.

Я разбирала и сортировала Юттины пожитки, коробку за коробкой, сверток за свертком, кувшин за кувшином, и мне казалось, что пока все идет очень хорошо, и я с успехом одолею это рискованное предприятие. Хотя мне и не удалось восстановить все познания, утраченные мною, однако я все же знала теперь достаточно много для того, чтобы не представлять больше угрозы для своих близких, и могла благополучно вернуться в Зеленую Долину.

Я собрала небольшой пакет целебных трав и всего того, что мне понадобится для заклинаний, которые, конечно же, придется произносить не раз за дни долгого и опасного путешествия. И когда Бахай снова уснула, я отложила для себя запас еды, отбирая самые питательные продукты, которые вдобавок можно хранить продолжительное время; к тому же они не занимали много места.

Я решила, что если открыто, на виду у всех, отправлюсь к тем развалинам, то, пожалуй, могу на первом этапе моего путешествия получить сани. Однако потом пожитки мне придется нести на собственной спине. Как бы там ни было, я понимала, что прежде всего нужно до конца оправиться от недуга, полученного при уничтожении рун.

Буря пришла с севера, она бушевала над нами день, ночь и еще день. Завывание ветра вверху временами было до странности похоже на громко зовущий голос, и мы с Бахай, тревожно переглядываясь, садились ближе к огню, тесно прижавшись друг к другу, и я бросала в огонь пучки травы, беря их из тающей кучи дров.

Но на второй день, ближе к вечеру, ветер утих, и вскоре мы услышали, как в полог нашего шатра кто-то скребется. На мой оклик отозвался Айфенг, он вошел в шатер, стряхивая снег с тяжелого меха. Он принес нам охапку дров, собранных на берегу, свалил их возле очага и еще протянул Бахай серебристо-чешуйчатую рыбу, и та приняла дар с довольным урчанием.