Юрий Валин - Хвост судьбы

Морверн знал, что никогда больше ни на носу драккара, ни у кормила ему не стоять. Не хохотать грубым шуткам товарищей, не колотить клинком о собственный щит, пугая перед абордажем команду робкого «купца». Сгинуло в прошлом всё, чем гордились последние истинные герои Глора. Все мертвы, один-единственный недотепа сдуру остался жив, в бега подался, и сидит теперь в глупом селянском подвале, по-старчески кривясь от боли в ребрах. Спасся, значит, отлежался. Жить вздумал. Славно, славно. Ох, дурень, духоперый, хитки тебя обсоси. Ведь что тогда стоило своих держаться…

Уполз тогда. Голова треснула, в бедре сквозной «болт» сидел. Свалился боец в канаву, полз, слыша как горожане по улице бегут, криками друг друга подбадривая. Трусоватое племя, сплошь горшечники да медники. Но многовато их было. А ведь всё равно неполная сотня бойцов Эшенбы в тот день Цитадель взяла. Пусть и на миг, но вновь взяли на копье великий город Глор. Эх, еще бы десятка два бойцов…

Нет, всё равно не получилось бы. Обреченно шли. Лишь клятва на смерть вела-тянула, да гордость последних истинных бойцов Флота. Может в том и дело? Это ведь только Лорд-командор мог весь сброд побережья в великую армию собрать, да за океан вести. У Эшенбы не та удача была. Помельче статью. Да и какая удача истинно-страстно мертвеца обнимет? Впрочем, и великий командор уж давно мертв, и весельчак Эшенба навсегда успокоился. На этот раз, пожалуй, точно навсегда. Морверн собственными глазами убедился. Чуть отлежавшись у хороших людей, доковылял до рыночной площади. Народу там было — не протолкнуться. Всё, что осталось от короля Эшенбы, висело, привязанное за ноги. Лишь отрубленная голова лежала внизу, на мясницкой колоде. Да, его голова, это уж точно — самого его величества. Раньше Эшенбу такие мелочи не пробирали — мертвецам, что со швами плоть, что цельная, разницы нет. Только на этот раз, похоже, не суждено было восстать королю. Облаком вились ушлые глорские мухи, но не решались сесть на мертвую плоть. Оно и понятно — не каждая тварь решится жрать сто раз мертвую плоть.

Тогда и возомнил Морверн, что долг с него окончательно списан. Сам по себе боец остался, и нет его вины в том, что в последнем славном бою на борту «Клинка Севера» смерть не встретил. Тогда тот боец и Морверном стал. Только вовсе не к добру честную кличку, клинком и отвагой заработанную, на пустомерное имя менять.

Опять снился лес. Звериные тропы, чаща бесконечная. Когда бредешь в одиночестве день за днем, и лишь движенье солнца тебя ведет. И вновь снилось, как копья лишился, и вновь дерзкие кошки по следу шли…

— Эй, не смерзли, гости дорогие?

Звякнул засов, Морверн очнулся. Моргая на свет масляной лампы, поторопился вернуть на лицо привычную маску придурковатости:

— Помоги вам боги, господин Апери! Холод лютый, в животе и блоха не скакала…

— Да погоди, убогий. Одна жратва на уме. Вон, целую миску тебе набросали…

Фасоль была чуть теплая. Морверн, обхватив миску покрепче, неуклюжей ложкой пихал в пасть сытное варево. Свининка чувствуется. И то дело.

Мудрые господа селяне до насыщения голода плотского, ясное дело, не опускались. Вели беседу о чести, о законе, да глупости человечьей.

… — Великий гейс мой клан королю и богам принес! И выше той клятвы ничего нет, — надрывался мальчишка. Голос вздрагивал, но твердолобости — любой баран позавидует.

— Так-то оно так, — покачивал головой староста. — Но об измене ты вовсе и напрасно толкуешь. Вины нашей нет, и боги то видят…

— Вы лорда Уогана погубили! Король, когда узнает…

Стряпуха Фли сидела на ступеньке и молча плакала. Видно, уже уразумела к чему идет. Умная баба.

Морверн с трудом запихнул в себя остатки фасоли. А ведь глупо выходит. Куда уж глупее. Топит молокосос тупой. И себя и других топит. Выбора овцеводам не оставляет.

Мрачный староста и стряпуха собрались уходить. Морверн услужливо подсовывал опустевшую миску:

— Господин Апери, ежели я гейс должен принести, то я хоть сейчас. Вот вы в деревне старший…

— Пасть закрой, волосач болтливый!

Морверн приподнял плечо, принял удар предназначавшийся уху:

— Да за что ж, господин Апери?! Хоть до ветру-то пустите…

— Терпи, дурень…

Скрипнуло, снова остались в темноте.

— Купить хотят, — с глухим торжеством объяснил юный балбес. — Не на того напали. Когда король узнает…

— Это уж само собой, — пробурчал Морверн, присаживаясь и пристраивая рядом с собой кувшин. Воды пока не хотелось, но неизвестно, станут ли ужином кормить. Сопляк, вон, — сгоряча фасолью побрезговал. Понятно, мертвецам жратва не к спеху.

— А ты-то чего барана-недомысля изображал? Ночью ругался, а сейчас? — ядовито поинтересовался Эри.

— Так я и сказать-то что- умного не знаю, — пробубнил Морверн.

— Хитришь? Вижу, дурачком прикидываешься…

— Да что ты, осел, в такой темноте видеть можешь? Ты и при лампе-то, собственную пятерню не различишь… — Морверн понимал, что нервничает и пытался прикинуть варианты. По всему выходило, что дело идет к самому незамысловатому. Нянчиться селяне не станут. Они и рады бы, да сами всего страшатся. Ведь и тех, кого хотели, умертвили, и лишних зацепили. Сопляк-то еще про старого писаря не понял. Староста зубы заговаривает — «помяли, помяли». Да и девчоночка чего лучшего заслуживала. Глянуть на неё было приятно, а уж повалять-то с чувством-толком сами боги велели. Теперь подергается денек-другой под корявыми увальнями-овчарами, да и дух испустит. Или её уже… того? Да, возиться селяне теперь ни с кем не станут. Сами напугались того, что наделали. Тьфу, деревня…

— Это почему я осел? — обдумав, обиженно поинтересовались из темноты. — То тварь потешная из сказки. Разве я не по чести решил? Что смешного-то?

Морверн сначала не понял, потом невольно хохотнул:

— Ясно, что ты не осел. Те поумнее будут. Они дарки сказочные. А в тебе-то какая потеха? Дубина ты пустоголовая. Спать не мешай, милорд длинноухий…

Да, выходит, до весны здесь никак не отсидеться. Ладно, зимовать в продуваемом сарае Озерной, тоже не медовик с орехами обсасывать. Выходит, пришло время дурачку Морверну старое помянуть? Ну, выйти-то на свежий воздух можно. Вот только куда дальше? В столицу этого захолустья? В Авмор их чудной? Ладно. Там затеряться можно, чужаков в большом городе хватает. Вот как быть со жратвой и одеждой? Много не унести, а в лесах ведь снова придется петлять что тому зайцу. Только бы снег этой ночью не лег. Выследят, шкуродеры…

— Ты что молчишь? Заснул? — мальчишка не унимался. Оно и ясно, умишком не дозрел, но задницей чует, что дело худо.

— Заткнись. Думаю я.

Выйти, взять оружие, одежду, провизию… Погоня будет. В себя увальни придут, опомнятся. Охотники здесь ближние тропки получше, чем окорока своих баб знают. Вот если подальше уйти, отстанут, испугаются. Особенно, если парочке самых шустрых догонял кишки выпустить. Но как оторвешься? Насядут как клещи. Да и дальше что? Лошадей едва ли захватить удастся. А в лес налегке соваться…