Катерина Диченко - Механик и все-все-все

— Это не отвратительно, Катерина, — наконец ответил Шэйн. — Есть случаи, когда нельзя простить или забыть. Я очень хорошо знаю все грани мести, — и он мрачно рассмеялся. — Мы действительно похожи. Я тоже выжил благодаря тому, что хотел отомстить.

Впервые за все время нашего знакомства я по-настоящему испугалась Шэйна. Нет, у него не выросли клыки и он не расхохотался демоническим смехом. Просто у него в глазах отразилась жестокое злое удовольствие, превратившее лицо в хищную маску.

Лучше бы клыки выросли, честное слово.

— Никто, кроме нас самих не вправе решать простить или вернуть все сполна, — продолжил Тергиш. — Ты по-прежнему считаешь, что жизнь несправедлива?

Это прозвучало скорее, как утверждение, а не вопрос.

— По-прежнему, — грустно согласилась я. — Жизнь действительно несправедлива, жестока, безразлична к слабым и равнодушна к нуждающимся. Она коварна и своенравна, но существует, то ради чего можно все это перетерпеть — верность друзей, любовь близких, чувство, что ты кому-то нужен, что тебя всегда примут таким, какой ты есть, простят и всегда будут ждать. Ради этого стоит жить. Я помогаю тебе, потому что в свое время мне помогли мои близкие друзья. Они безропотно вытерпели все мои приступы от апатии до ненависти. Поддержали и помогли идти дальше. Я не говорю, что моя жизнь стала легче, просто, когда рядом есть хорошие люди, она не кажется такой гадкой.

— Ты причисляешь себя к хорошим людям? — с сарказмом спросил он, удерживая улыбку.

Я хотела возмутиться, но увидев, что в его глазах больше нет холодной ненависти, передумала. Шэйн не поддержал мою горячую речь, но и спорить тоже не стал.

— Только попробуй подумать иначе, и ты меня оскорбишь! — и я шутливо погрозила ему пальцем.

— Может ты в чем-то и права, — присаживаясь на резную деревянную скамейку, согласился парень. — Мне действительно встречалось очень мало хороших людей. Можно сказать, что их практически и не было.

Я осторожно присела рядом и, затаив дыхание впервые слушала, как он рассказывает о себе. Пусть немного, но я хоть что-нибудь узнаю о нем. Личность Шэйна Тергиша для меня сущая загадка, поэтому каждая крупица информации — бесценна. Можно, конечно, спросить, но лезть в душу человека (даже любимого) я не стану. Да и он вряд ли будет со мной откровенен. Слишком сильно он не верит людям и не верит в людей. Это сложно переменить зараз.

— Тебе не кажется, что мы сильно ушли от первоначальной темы? — хитро прищурившись, спросил Шэйн.

— Немножко есть, — я вернула ему улыбку, — но зато, как душевно поболтали.

— Да-а-а, — ехидно протянул он. — Мозги ты мне промыла капитально.

— Если бы они у тебя были, я бы не потратила так много времени, — пробурчала я.

— Сударыня, вы, кажется, что-то сказали? — угрожающе произнес парень и начал демонстративно закатывать рукава.

— Я?! А, да, да, — наивно прикинулась дурочкой я и начала от него отодвигаться. — Я сказала, что ты самый умный, самый сильный, а какой хоро-ши-й.

— Продолжай-продолжай, — улыбаясь, как акула перед неудачливым пловцом, протянул он, грозно нависая надо мной.

Я полулежала на скамейке, уперевшись когтями в доски, и старательно пыталась сохранить серьезное лицо.

— А еще у тебя глаза добрые-предобрые. Особенно левый.

— Почему левый? — не понял Шэйн.

— Он на меня больше всего косит.

— Ты невозможна, — протяжно цыкнул он и сел прямо.

— Ты тоже не подарок.

— Господи, почему я ее терплю? — страдальчески произнес Шэйн, закатывая глаза к небу.

— Хочешь отвечу?

— Не вздумай! Даже моя психика не выдержит такого ответа, — и парень облокотился на спинку скамейки, запрокинув голову и закрыв глаза.

— Шэйн?

— Что?

— Так, что ты решил по поводу Шаргиса и шкатулки?

Я с замиранием сердца ждала его ответа, боясь даже пошевелиться. По умиротворенному красивому лицу скользнула тень задумчивости. Сейчас решалось все, поставив на весы жизнь и смерть, доверие и ненависть, надежду и разочарование.

— Я даю тебе сутки для того, чтобы изучить шкатулку и обезвредить ее, — наконец произнес Шэйн. — И запомни, девочка, у тебя есть только двадцать четыре часа, чтобы обыграть Шаргиса.

Мои глаза светились благодарностью и я была готова прыгать от счастья.

— Я тебя обожаю. Спасибо! — и, не удержавшись, порывисто обняла ехидно мерзавца. Опомнилась, покраснела, отодвинулась и виновато поправила его рубашку, разглаживая несуществующие складки.

— Извини, я нечаянно.

— Точно? — подозрительно сузив глаза, ехидно спросил Шэйн.

— В чем ты меня подозреваешь? — возмутилась я.

— Только в самых благих намереньях.

На теплую улыбку отозвались две ямочки.

— Ой! А чего мы сидим? — опомнилась я, соскакивая со скамьи. — У нас же времени мало. Пошли!

— Давай еще посидим, — лениво потянувшись, сказал парень. — Смотри, как здесь хорошо, тихо, уютно.

— Ты что издеваешься? Мне работать надо.

— Я тебя совершенно не понимаю, — Шэйн растерянно пожал плечами. — Ты радуешься этой опасной, даже смертельной работе больше, чем любительница драгоценностей дорогому колье.

— Упаси Господь от таких драгоценностей, — буркнула я, вспомнив Могильный венок Мадлен. — Ты если хочешь, сиди. А я пошла. Кстати, а куда идти?

— Я не понимаю, неужели нельзя было нормально сделать эту долбаную шкатулку! Налепили замков, мучайся теперь. Т-а-а-к, а что у нас показывают чертежи? Ага, замок с тройным секретом. Замечательно…

Никто из друзей не обращал внимания на бурчащую себе под нос девушку. Ворон и Азарий изучали стилеты, внимательно исследуя каждую деталь. Парные стилеты представляли собой очень хитрое и опасное оружие — попадая в цель, то есть живое существо, один удлинял свое лезвие на пол-ладони и впрыскивал смертельную дозу яда, на другом оживала рукоять и неуловимой змейкой проникла в организм, нанося смертельное ранение. К примеру, если стилет попадет в руку, причиняя незначительное ранение, жертва все равно умрет — либо от яда, либо от ожившей змеи. Впрочем, из-за мгновенного пребывания под землей это оружие нуждалось в серьезном ремонте. Этим как раз и занимались парни.

Юлия в это время пыталась придумать, как переместить содержимое злосчастной шкатулки в другую емкость. Вокруг инженера валялась приличная куча смятой бумаги. Еще один неудавшийся чертеж полетел в корзину для мусора.

— И что ты мне хорошего расскажешь? — страдальчески вопрошала я смертельную коробочку из черного бетафита. — Давай признавайся, как тебя открыть, чтобы не помереть от «счастья».

Единственный, кто никак не мог привыкнуть к непрекращающемуся бурчанию механика, был Шэйн Тергиш, который не сводил удивленного настороженного взгляда с девушки.