Наталья Игнатова - Причастие мёртвых

— Первые активаторы были размером с две таких комнаты, — Мартин протянул Занозе генератор. Карианский, рассчитанный на сотни тысяч координатных систем, — и управлялись устройствами, размером в половину активатора. Так что ты мастер миниатюризации. Но давай пока не будем ничего тестировать? Подожди неделю. Потренируйся на Тарвуде. В настройках предусмотрено, чтобы в помещения портал не открывался, только туда, где места много, поэтому в чужой дом ты не вломишься.

— Я туда и так не вломлюсь, не смогу, пока трижды не пригласят, хоть с порталом, хоть без. А что будет через неделю? О, тут английский софт? Круто! — Заноза вытащил генератор из чехла, тут же сообразил как включать, и прямо на глазах сам стал отключаться от реальности. Погрузился в изучение. Там все на английском, да, для него же делалось, а не для карианцев.

Это и значит «английский софт»?

— Помочь?

— Не-а, — инструкцию он там, что ли, нашел? Мартин никогда не умел их находить с первого раза. — А что будет через неделю?

— Просто подожди. Я пока еще сам не знаю.

— Ладно, — сказал Заноза легко. И даже тени не осталось от сомнений в его честности. Либо ты манипулируешь, либо веришь на слово. Вместе — не бывает.

— Что ты с Бераной-то задумал?

— Я тоже пока еще не знаю. То есть, получается, что ничего. Но она мне нравится. И я думаю, Мартин, пусть мне лучше нравится Берана, чем Лэа. Не потому что… — он помотал головой, — в мыслях не держу, честно. А просто, чтоб я Лэа к тебе не ревновал.

— Ну, ты офигеть наглый, — сказал Мартин восхищенно. — Идея, конечно, богатая, только имей в виду, Лэа она точно не понравится. А Берану Лэа и так терпеть не может.

Цепочки координат для путешествий по бесконечному множеству миров не были, как полагалось бы, бесконечно длинными. В разных мирах использовались разные символы, и, набирая код тарвудскими цифрами, открыть портал можно было только в пределах Тарвуда. Арабские — позволяли открывать порталы в миры, которые Мартин скопом называл «Земля», но их тоже не было бесконечно много, потому хотя бы, что далеко не на всех «Землях» была принята арабская цифирь. На некоторых вообще письменности не было. И разумной жизни тоже. Для путешествий туда земные цифры (арабские, или те, что приняты в «ближайшем» из цивилизованных миров) вводились только в начале цепочки, а дальше шли карианские. В общем, схема замороченная, но понятная, и когда освоишься, все становится просто.

Заноза пока вообще ни на какую из «Земель» не совался. Обещал же Мартину, что подождет неделю, вот и ждал. Путешествовал по Тарвуду, заполнял память генератора координатами, сам запоминал, что где. Привычки — инстинкты — требовали не оставлять логов, и немалых усилий стоило не чистить генератору память после каждого использования. Хотя бы десяток мест стоило держать на «горячих» кнопках. Шесть секунд на открытие портала — это ведь только сам процесс объединения двух точек пространства в одну. Набор координат тоже требует времени. А когда на счету каждое мгновение, нажать все клавиши можешь и не успеть.

Так Мартин сказал. Да Заноза и сам прекрасно знал, каково это — когда секунды становятся быстрее, чем выстрелы. Мучительное чувство беспомощности. Для того, кто привык быть впереди времени — вообще невыносимое.

Так что он оставлял в генераторе все координаты, которые казались ему интересными. Потом, когда неделя закончится, когда он не будет ограничен Тарвудом, он, конечно, подвесит на эти десять кнопок что-нибудь более толковое, чем «интересные» места. А пока в памяти хранилась излучина реки Смородинки — заливные луга, пестрящие цветами, хоть вода и сошла с них совсем недавно; берег Чарауница — озера в городском парке, дававшего начало этой самой Смородинке; беседка в том же парке, так далеко от аллей и тропинок, что, когда они втроем: Мартин, Лэа и Заноза, набрели на нее, они себя почувствовали путешественниками времен великих географических открытий.

Вокруг беседки цвели магнолии. Там был конец мая, как и на большей части Тарвуда. Но вполне могло оказаться, что конец мая там всегда , даже когда на большей части Тарвуда июль или январь.

Еще Заноза оставил в памяти генератора центральную часть тарвудского кладбища. Во-первых, там был незанятый склеп (не занятый никем беспокойным), а, во-вторых, по стенам склепа ползли розовые кусты, и цветы на них были такого густого бордового цвета, что казались черными не только ночью, но и при дневном свете.

С цветов все и началось. Сначала — с этих роз, случайно найденных и изрядно повеселивших. Ну, а дальше — больше. Кувшинки из Чарауница, левкои из палисадников Боголюбовки, фиалки с опушки леса и орхидеи из джунглей, вплотную подступающих к морю. Всякие там лютики-ромашки на заливных лугах Заноза раскрывшимися не видел — бывал там только по ночам — но днем, в вазе, они раскрывались, стало быть, тоже могли считаться цветами. Он наугад набирал координаты, уходил в портал, соображал, где оказался, и смотрел, какие тут есть цветы. Срывал один, выдумывал подходящую историю, а потом возвращался с добычей домой, чтобы в письме живописать приключения и подвиги, результатом которых стал бесценный цветущий трофей.

Надо было практиковаться. Не в сборе цветов, и не в выдумывании историй, а в чистописании. На кибердеке была и тарвудская раскладка, но Заноза из принципа учился выводить буквы руками. Хоть и не трудился избавиться от привычки украшать их хвостиками и завитушками. Он не собирался облегчать Беране чтение. Если уж ему сложно писать, пусть ей будет сложно читать — все должно быть справедливо. Да, принципы порой выглядят глупо, а порой и правда глупы, ну и что?

Романтично выглядящие черные розы с кладбища доставались ему без малейшего труда. За левкои он оставлял в палисадниках по три медяка, что тоже не стоило усилий. Безобидные лесные фиалки росли в таких местах, откуда хотелось сбежать и больше никогда не возвращаться — в пустых, прозрачных сосняках, где ничем не пахло, а воздух казался стеклянным. Что-то там обитало, и будь Заноза живым, оно не дало бы ему уйти, а что делать с мертвым — не знало. И хорошо. Про джунгли на краю моря, про деревья, стоящие по пояс в мутной воде, и про эту воду, пронизанную корнями, можно было вообще ничего не придумывать. Орхидеи охраняли такие чудовища, что фантазии нормального английского упыря на их осмысление не хватало. Заноза расстреливал гадов издалека, в письме выдумывал вместо них нормальных драконов, которых побеждал в честном бою — носом к носу, как рыцарю и положено — и отправлял Беране цветок, чувствуя себя, как минимум, принцем.