Наталья Игнатова - Ничего неизменного

— И любая «необычная» вещь может демаскировать нас?

— Именно. Даже тебя. Поэтому, возвращаясь к твоему плащу…

— Если то, что ты сказал — правда, мой плащ — это просто хренова электромагнитная пушка. Надо быть придурком, чтоб им не воспользоваться.

— Я куплю тебе новый, — пообещал Хасан.

— Вон из моей головы, — шепнул Заноза, и, противореча собственным словам, сверкнул улыбкой. — Но, может, как-нибудь обойдется. А если нас там прикончат, то и новый плащ не понадобится.

«Ни отражения, ни тени. Тебя, по сути, вообще нет».

Хасан еще в Лондоне узнал, что Заноза считает себя не настоящим. На заре знакомства. Тогда ему и в страшном сне не могло привидеться, что этот шизанутый панк, ворвавшийся в его жизнь, останется навсегда. В ту ночь они оказались далеко за городом и в результате разных неприятных обстоятельств, Заноза чуть не лишился правой руки. То, что от нее осталось — черная, скрюченная культяпка — было нефункциональным, малоподвижным и не спешило регенерировать. А его машина, выглядевшая как роллс-ройс «Корниш» семьдесят первого года, оказалась сделанной на заказ, и коробка передач в ней была механической. Можно было оставить Занозу на Минамото, они и знакомы были лучше. Тот довез бы до города, а может, и до убежища. Хасан не удивился бы, если б Минамото знал, где Заноза днюет. Но той ночью он не доверил бы японцу даже дохлую собаку, не то, что живого вампира. Слишком тот был зол.

В итоге, за рулем «Корниша» оказался он сам. Заноза, тоже злющий, но, в отличие от Минамото — не страшный, а забавный, возился на пассажирском сиденье, по-кошачьи обфыркивая каждый знак ограничения скорости. Рука его как будто вообще не беспокоила. За исключением невозможности вести машину не создавала никаких проблем. Но так быть не могло. Эти ожоги и порезы должны были жутко болеть.

А Заноза, в очередной раз поймав взгляд Хасана, втянул раненую руку в рукав плаща и легкомысленно заявил:

— Чувак, не парься, это же не по-настоящему.

Хасан тогда еще не знал, что от этого мальчика можно ожидать чего угодно, но уже знал, что от него можно ждать очень странных поступков. Он даже был готов к тому, что ожоги — какой-то хитрый грим, наложенный с непонятной целью.

— Я не настоящий, — объяснил Заноза, — значит, и это тоже не настоящее. Поэтому оно не болит. Не бери в голову.

— Или болит не по-настоящему? — уточнил Хасан.

— Это одно и то же.

С сумасшедшими до этого сталкиваться не приходилось, только с придурками. Настоящий псих, как выяснилось, разительно от придурков отличался. И Хасан ни тогда, ни потом, не пытался убедить Занозу в его реальности.

Во-первых, почитав о сумасшедших, он понял, что для их убеждения нужно быть врачом, иначе не стоит и пытаться. А, во-вторых, кому от этого стало бы лучше? Отношение Занозы к себе, к боли и ранам, работало безотказно, сильно повышая его эффективность в бою. А следствием отсутствия тени и отражения было то, что его не фиксировали фотоаппараты и видеокамеры. Это открывало очень широкий спектр возможностей. Боевых столкновений с магами они никогда не планировали, но оказалось, что подход «я не настоящий» эффективен и здесь.

Так почему слова дока Шермана застряли в памяти?

Да не важно. Пытаться понять, как и откуда берутся мысли — с этим тоже к Занозе. А он с Шерманом согласен, потому что сам так же думает.

Над плащом напоследок поработала Эшива. Потратила несколько часов, возилась почти до рассвета, но зато теперь никто не заподозрил бы в Занозе мертвеца. Ни другие вампиры, ни фейри, ни — хотелось надеяться — маги. У них есть возможность присмотреться, у них достаточно времени, пока он идет до «Кабана». Нужно было как можно качественней сбить их с толку.

Эшива обещала, что иллюзия продержится час. И Хасан пока не сказал, что чары рассеялись, значит, переход на Тарвуд не разогнал мороки. А «Кабан» уже вот он…

— Пришли, — радостно сообщил Занозе его провожатый. Молодой парень, ненамного старше Мазальских. — Милости просим. А я туда, с вашего позволения, не пойду, мне не положено.

Заноза в ответ только кивнул. Разговаривать с этим парнишкой не хотелось. Тот очень уж дружелюбен. А настраиваться надо на другие эмоции.

Он толкнул тяжелую дверь, и сразу погрузился в эти эмоции с головой, как в холодный, вязкий омут. Недоверие, жадность, любопытство, злость, снова недоверие.

Заноза не спешил закрыть дверь. Придержал ее, пока оглядывался в ярко освещенном зале. «Кабан», наверное, единственный дом в Тупике, где есть электричество. Не считая обиталищ четверых магов. Но где они живут, неизвестно. Эшива во время разведки смогла определить приблизительное местонахождение их убежищ, но на тех улицах не было ни одного дома, отличающегося от остальных убогих хибар. А присматриваться внимательнее, заглядывать под слои иллюзий, они не стали. Не за тем приходили.

Хасан, невидимый, коснулся его руки.

Ага, порядок. Теперь дверь можно закрывать…

Обыскать себя он не дал. Никому не позволял к себе прикасаться. Нет, это не гаптофобия, что б там ни вообразил Мартин. Это… ну, просто нельзя и все. Думал, что тут без дайнов не обойдется — двое из дюжины телохранителей, те, что стояли у двери, казались настроенными весьма решительно. Но плащ был расстегнут, любому видно, что под ним ни ножен, ни портупеи. Этого оказалось достаточно.

Никаких дайнов. Все — на собственном обаянии, на том, сколько есть от рождения. Хватит, чтобы на приветствие ответили приветствиями, а на улыбку — улыбками. Сначала натянутыми, а потом почти искренними. Ну, да. Так он всегда и выглядит — смотришь, и хочется улыбаться. Даже сквозь недоверие.

Вот они, маги. Все четверо. Сидят в центре зала за одним длинным столом. «Кабан» — заведение без претензий, об отдельных столиках тут и не слышали. Херрик Азам — кудрявый брюнет, яркий, смуглый, похожий на цыгана. Он управляет стихиями. Раксо Онфрой — тоже черноволосый, но бледный, как вампир. Кабинетный работник, не иначе. Совсем не бывает на солнышке. У него власть над временем, пользовался бы ею, чтоб выкроить часок для прогулок. Удел Кинн — коротышка, темно-русый, крепкий, почти квадратный. Может превратить что угодно во что угодно, дайте ему только точку опоры. То есть — за что зацепиться. Пусть цепляется за плащ, зря ли Эшива старалась? И последний, Колби Санделин. Этот — почти блондин. Тоже невысокий, но сложен весьма изящно, и он единственный, в чьих эмоциях полный порядок. Идеальный. Нечеловеческий. Он ничего не чувствует, просто ждет.

Это не то, чего бы хотелось. Но здесь еще двенадцать телохранителей, они смотрят друг на друга волками, готовы к бою, готовы к любому развитию событий. Этих двенадцати хватило бы на всех, даже если б ни один из магов не испытывал никаких эмоций.