Айя Субботина - Красный туман (СИ)

Минуты не прошло, как рядом завязалась суета. Силач Ар ухватил телегу за накренившийся край, поднял и толкнул на дорогу. Вскоре появился Бачо, который первым же делом устремился к клетке пленницы. Аккали отвернулась, чтобы не видеть его хищный взгляд.

-- Цела? - прохрипел он.

Архата не ответила. На всякий случай прикрылась руками, помня дурной нрав своего пленителя. Он не раз отхаживал ее кнутом, приговаривая, что строптивость не красит женщину ее рождения и что лучше бы ей научиться смирению до встречи со своим новым господином.

-- Отвечай, когда тебя спрашивают! - рявкнул тюремщик, сдобрив свой крик упреждающим щелчком хлыста по решетке.

-- Цела, - ответила она. Гордость не стоит новых шрамов.

-- В следующий раз не стану дважды спрашивать, - пригрозил марашанец.

Он проверил замок, похвалил кузнеца, который его сковал и приказал цирковым поставить клетки на место. Через четверть часа телеги и кибитки уже ползли по влажной дороге.

В Совиную крепость цирк прибыл к вечеру следующего дня. Остроконечная пика башни и раньше казалась Аккали устрашающей, но вблизи она производила совсем гнетущее впечатление. Когда до крепости оставалось примерно полчаса пути, по обе стороны дороги стали появляться виселицы, колы, с насаженными на них людьми или головами, столбы с мертвецами, изувеченными пытками. Крепость приближалась - и покойников, "встречающих" гостей, становилось все больше. Под конец их стало так много, что запах разложения проникал в легкие даже сквозь зажатые нос и рот. Аккали несколько раз стошнило. Скальный лев - и тот беспокойно бродил по клетке, тихо рычал и шарахался от каждого звука. Но больше всего архату беспокоили протяжные перекрикивания бледных падальщиков, которых слетелось невероятно много. Птицы сидели на виселицах, горделиво, словно короли на тронах.

"Они не пытаются есть покойников, - заметила Аккали, когда кибитки остановились. - Они не голодны..."

-- Бачо приказал накрыть тебя, стрекоза, - сказал подошедший силач Ар. Его простоватая щербатая улыбка вроде бы никогда не таила зла, но архату пугала. - Ты тихонькой будь, стрекоза, а то Бачо разозлится - будет щелк-щелк!

Силач сделал вид, что работает кнутом, а потом быстро накинул на клетку Аккали кусок черного полотна. Она облегченно улыбнулась: темнота успокаивала, приносила сладкие воспоминания о днях Смирения перед посвящением. Архата изо всех сил зажмурилась, пока перед внутренним взглядом не появились разноцветные вспышки. Аккали попыталась сосредоточиться, но трупный смрад мешал это сделать. Она лишь на короткий миг переступила за грань - и сотни голосов обрушились на нее. Аккали торопливо вернулась. Нет уж, лучше вонь, чем неупокоенные души. Пройдет время - и Скорбная заберет их.

Вскоре повозки "ожили", тронулись с места.

-- Что у тебя там, почтенный? - услышала Аккали незнакомый голос. Догадалась, что тот спрашивает о занавешенной клетке.

-- Непослушная жена, господин капитан, - произнес тюремщик. Цокот опустившегося в руку кошелька разбавил его слова. - Не будем же трогать эту сварливую бабу. Обещаю, вы не будете в неудобствах.

-- Ну смотри, почтенный, если только раз услышу, что твоя баба гарнизон тревожит - с тебя спрошу по всей строгости. Гляжу, пальцев-то у тебя не по ровному счету. Хорошенько подумай, стоит ли она оставшихся.

Накидку долго не снимали, но Аккали даже радовалась этому - впервые за несколько дней ее не полоскал дождь. Она сидела в полумраке, вжав голову в плечи и думала, почему Создатели не испортили замок ее клетки.

"И куда бы ты побежала? - спросила архата сама себя. - Куда бежать из крепости? Бачо скупердяй, но он не пожалеет денег на поиски ".

Когда с клетки, наконец, сняли накидку, Аккали увидела, что телега с ее клеткой остановилась под навесом. Порядком дырявая и потрепанная временем ткань все-таки сдерживала непрерывные потоки дождя. Рядом, тыкая в Аккали пальцами, стояли молодые солдаты и их сальные улыбки говорили яснее слов. Она отвернулась, приказала себе перестать дрожать и замечать глупости, и сосредоточиться на крепости. Может быть, здесь больше повезет с побегом? Аккали перестала верить в человеческую доброту давным-давно, но недобитки веры скончались в день, когда брат привел в их Союз разбойников. Что ж, она будет верить во всевидящие глаза Черного: может быть, он сочтет ее злость достаточной, чтобы дать шанс отомстить.

Совиная крепость выглядела старой, словно ее камни разменяли не один век, а не столетие. Две башни из четырех давно рухнули, и их гранитные останки так и остались лежать то тут, то там. Самая высокая башня - несколько солдат назвали ее Иглой - окружало плотное кольцо набитых песком мешков, деревянных "ежей" и по меньшей мере десяток хорошо вооруженных и защищенных рыцарей. Последняя, четвертая башня, выглядела неопрятной, густо облизанной чадным дымом. На ее плоской крыше ходили какие-то люди и виднелось жало баллисты. Во внутреннем дворе крепости бегала домашняя птица, воняло навозом, прелым сеном и грязным свинарником. Как раз сейчас мимо телеги Аккали прошел солдат, волоча на веревке козу. Не понятно, от кого разило больше, но запах ударил в ноздри словно крепкий кулак.

Архата насчитала еще три телеги и пару обозов, которые потеснил прибывший цирк. Одна из телег принадлежала охотнику: он сидел на козлах и то и дело поправлял шкуру из-под которой выглядывали дорогие меха. На другой стояли бочки. Аккали насчитала пятерых мужчин, которые не были ни солдатами, ни обитателями крепости. Она могла бы надеяться на их помощь, если бы знала, что предложить взамен. Архата глянула на свои руки и ноги, усмехнулась: цепи - вот единственная монета, которой она может расплатиться.

-- На, - силач Ар сунул сквозь прутья решетки сальное покрывало из волчьих шкур. Он кивнул на стервятников, которые начинали собираться в стаи. - Морозно ночью будет.

Она не выдавила из себя слова благодарности, но смогла кивнуть и поскорее спряталась в воняющее старостью покрывало. Выделка шкур оставляла желать лучшего: она царапала кожу и терла плечи, словно крапива, но согревала лучше, чем рваная тряпка.

В дни затяжных дождей вечерело рано. Настолько рано, что Аккали порой не успевала считать дни. Ночи в этой части Дэворкана были скорее сизыми, чем черными, совсем не такими, как в краях, где она выросла. И даже луна здесь выглядела выцветшей, как старое знамя. Смену дня и ночи Аккали узнавала по кормежкам: дважды в день, в рассвет и перед закатом, тюремщик присылал кого-то из цирковых с миской для пленницы. Иногда он забывал, что ее тело не принимает мясо, и присылал кости и мясной отвар, и тогда Аккали приходилось сидеть голодной до следующей миски. Иногда, как сегодня, тюремщик удивлял своей "щедростью": в принесенной миске дымилась свежая овощная похлебка, с крупными кусками морковки и сладких цветов риилморской желтой капусты. К угощению прилагался ржаной сухарь, но его размер сводил на нет и этот недостаток.