Айя Субботина - Красный туман (СИ)

-- Сам посуди: он просит тебя раздобыть сокровище, и при этом не говорит, что везти его в город не следует, потому что сокровище тут же отберут, тебя обезглавят, а твою залитую смолой башку отправят вместе с извинениями родственникам пленницы.

-- Я... я... какой договор?!

-- Тот, о котором тебе следовало разузнать до того, как потрошить благородный Союз.

Аккали догадалась, что он показывает в ее сторону.

-- Три года назад магистры Конферата заключили договор с Десятью домами. Архаты не будут нападать на Риилмру, а риилморцы вытравят всю работорговлю отпрысками серафимов на своей земле. Ты ведь держишь с ним связь птичьей почтой?

-- Не твоя печаль, - огрызнулся тюремщик.

-- Конечно не моя, - охотно согласился незнакомец. - Думаю, твой покупатель планирует перехватить обозы где-то на подходе к городу и отобрать девушку силой. Сам посуди: и товар получит, и деньги сбережет.

-- Почему я должен тебе верить?

-- Потому что я говорю правду. Ты можешь отказать мне и я не буду уговаривать тебя. Но когда будешь лежать в грязи с разрезанным от уха до уха горлом, ты меня вспомнишь, и перед смертью проклянешь собственную жадность.

-- И что ты предлагаешь?

-- Я уже сказал, что готов помочь доставить товар по назначению, но вдобавок ты сохранишь жизнь и получишь обещанное.

-- Откуда мне знать, может тебя подослали глаза мне затуманить, а потом же и прирезать.

-- Ну и зачем мне в таком случае разговаривать с тобой? - усмехнулся незнакомец.

Последующие разговоры свелись к торгу: незнакомец просил за все про все пятьдесят эрбов, Бачо скинул сумму вдвое, но разномастный стоял на своем. В конце концов, они договорились на сорок монет, треть которых тюремщик заплатил не отходя от места.

-- Позволь дать тебе добрый совет, мой друг на ближайшие дни, - сказал незнакомец, - никогда не носи все яйца в одной корзине. И не будь таким доверчивым - знаешь, ведь я мог легко убить тебя уже сейчас - в твоем кошельке меньше, чем мы сговорились, но ведь и я бы ничем не рисковал.

Сквозь монотонный дождь было слышно, как марашанец судорожно сгладывает страх. После раздался хлопок по плечу, не слишком веселый смех незнакомца и его короткое:

-- Я пошутил, почтенный, тебе не стоит меня бояться. По крайней мере до тех пор, пока не вздумаешь меня надуть.

Остатки разговора украл налетевший ветер, но Аккали и так услышала достаточно. Что ж, можно не надеяться получить помощь от человека с разномастными глазами. Своим предостережением он украл последнюю надежду на спасение. Она знала о договоре с риилморцами и молчала, чтобы правда не насторожила тюремщика. Незнакомец мало, что предупредил его, так еще и предложил свою помощь.

"Ты ведь видела, какой он, такие не знают сострадания и жалости. Они вообще ничего не знают, кроме пустоты".

Миска скудной каши-болтанки напомнила, что пришло утро. Несколько часов, которые Аккали провела с беспокойном сне, не принесли отдыха. Она принюхалась к содержимому миски, и во рту тот час стало горько. Снова мясо! Архата с остервенением выплеснула еду за прутья клетки.

-- Они даже не знают, чем тебя кормить, - произнес незнакомец.

Она встрепенулась, обескураженная его внезапным появлением под навесом. Он стоял, облокотившись на мешки, все с той же пустотой во взгляде. По расслабленной позе тяжело было угадать, как долго он наблюдает за пленницей.

-- Знают, но нарочно морят голодом, чтобы я не сбежала, - ответила она.

-- Этот жирный бугай, возможно, неплохой садист и мучитель, но он паршивый торговец, хоть уверен в обратном. Человеку, который ждет тебя в Нешере, наверняка не понравится, что его драгоценность привезли в столь скверном виде.

С этими словами он подошел к клетке и протянул Аккали несколько яблок. Вид их оставлял желать лучшего - в другие времена она бы и лошадь таким не стала кормить - но голод придал фруктам румянец и сочность. Аккали с опаской потянулась за угощением, гадая, чем заслужила благодетельство.

Очередной порыв ветра заставил ее поежиться, свободной рукой потянуть край шкурного покрывала. Аккали не удержала равновесия, качнулась и ее пальцы, вместо яблок, вцепились в запястье незнакомца.

Мгла... Серая вперемешку с черным и красным. В ней - силуэты, фигуры то ли в странном рваном танце, то ли в агонии. Человек, чье лицо скрыто ржавой маской, его шепот, туманом пролезающий в зарешеченное отверстие рта...

Едва туман слов коснулся ее - Аккали вскрикнула, а человек выдернул руку из ее пальцев. Яблоки полетели на землю, для верности незнакомец раздавил каждое сапогом. Но аппетит у архаты пропал, равно как и желание принимать что либо из рук этого человека.

-- Совсем не обязательно прикидываться беспомощной, чтобы схватить меня за руку, - произнес он сыхо. - Забудь о том, что видела.

Забыть?! Одно воспоминание о человеке за черной маской заставляло ее тело биться крупной дрожью.

-- Пусть Плачущая дочь будет к тебе милосердна, - прошептала Аккали.

Незнакомец скомкал губы в странном подобие оскала, и архате пришлось зажмуриться, чтобы не видеть его разномастный взгляд.

Неделей ранее

Имаскар

-- Мы не нашли ни одного живого... - произнес генерал Ксиат, и, немного помолчав, прибавил, - шианар.

Имаскар всегда втайне желал этого титула. Второй в старшинстве он мог стать лишь тенью своего брата. Он был умнее его, и всегда побеждал на турнирах, но каких-нибудь три года разницы сводили на нет все эти достоинства. Но и в дни самых горьких обид за ошибки брата, он не желал бы получить его место таким путем.

То, что генерал осмелился назвать его правителем, подлило отчаяния в тоску.

-- Никто не может носить этот титул без разрешения Единого союза.

-- Ты единственный живой наследник, шианар, а твоим людям нужна руководящая рука.

Имаскар мысленно согласился с ним, кивком дал понять, что принимает доводы.

-- Неужели живых нет совсем? - Имаскар изо всех сил сжал подлокотники кресла.

-- Нет, шианар. Все мертвы.

Генерал Ксиат стоял согнувшись, как старое дерево, не смея поднять взгляд на господина.

-- Уйдите все! - крикнул Имаскар, с трудом сдерживая злость. - Останься только ты, Ксиат.

Генерал позволил себе распрямиться, только когда они с Имаскаром остались наедине. Шианар сорвался с кресла, в один шаг оказался около стола, еще хранившего остатки пышной трапезы, и смел всю утварь на пол. Шианар Второго дома не может позволять себе подобную безрассудную ярость, но он потерял слишком много, чтобы теперь попрать порядки и дать волю чувствам. Серебряная посуда звенела на мраморе, пели брызгами осколков хрустальные кубки. Пусть все пропадет пропадом!

Имаскар бушевал до тех пор, пока в душе не осталось совсем ничего. К тому времени в Высоком зале царил еще больший хаос, чем до возвращения. Шианар вернулся в кресло, жестом приказал генералу сесть напротив: стол и часть кресел - единственное, что осталось целым после его ярости. Ничего, так даже лучше.