Андрей Кощиенко - Одинокий демон. Тетралогия (СИ)

«Где ты?» (Нетерпение.)

«Через пару минут буду у себя в комнате. Зайдешь?» (Любопытство.)

«Спрашиваешь! Конечно, приду! Ой! До конца занятия еще десять минут… Ууу…» (Страстное желание вскочить и бежать.)

«Я жду».

«А где ты был?»

«Придешь – расскажу». (Улыбка.)

«Умм…» (Недовольство, каприз.)

«Всего лишь десять минут…» (Ирония.)

«Хорошо, я подожду…» (Недовольство.)

Я иронично ухмыльнулся и неспешно пошел к своему домику. Поднялся по лестнице, зашел в комнату. Огляделся. Кругом порядок. Пол чистый, пыли нет, кровать застелена чистым бельем. Что ж… Замечательно.

Пум – хлопнула внизу наружная дверь.

Торопливый стук маленьких каблучков, бегущих вверх по лестнице. Наклонив голову к плечу, оборачиваюсь, улыбаясь.

Тах – распахивается дверь в комнату. На пороге – сияющая, слегка запыхавшаяся Стефи.

– Эри!

Ученическая сумка, кувыркаясь, летит в кресло, а Стефи кидается мне на шею.

– Эээри! – радостно визжит она, вися на мне и болтая от восторга ногами в воздухе. Внезапно я ощущаю прижавшуюся ко мне ее грудь и все тело.

– Эри! Я так скучала! Так скучала!

От переполняющих ее чувств она наклоняет голову и целует меня… в губы. Я вытаращиваю глаза, держа обеими руками повисшую на мне Стефи. Какая она мягкая! Полсекунды, секунда, и вдруг чтото как замкнуло!

Немного времени спустя

Прихожу в себя. Смотрю. Близкоблизко лицо Стефи. Надо мной. Сверху. Смотрит в упор. Выражение – обалдевшее. Пауза, секунды на три, в которую я мысленно пробегаю по себе, делая ревизию. Вроде все на месте – руки, ноги, туловище. Ничего не болит. Ощущение легкости. Скашиваю влево глаза – завалившаяся набок кровать со стянутым на пол матрасом и простынями. Я на полу. Сверху Стефи. Гм… А почему у нее голые плечи? Где ее платье?

В этот миг Стефания наконец отводит глаза от моего лица и опускает их вниз, упираясь взглядом во чтото… Я тоже смотрю туда, куда смотрит она. Грудь. Моя голая грудь… Голая! Секунду недоуменно смотрим друг на друга.

– Аа… Что мы наделали!

Закрыв щеки ладонями, Стефи шумно втягивает в себя воздух и садится на мне.

– Уй… – отреагировал я на ее движение, – слезь с меня! Ты мне чтото придавила!

Ойкнув, она вскакивает на ноги. Смотрю на нее, потом на себя. Ну так и есть – нудистка! И я тоже…

– Я же обещала Динию… Я же пообещала…

– Обещать не значит жениться! – хмуро изрек я, садясь. Сихот, что так спину жжет? – И что ты ему пообещала?

– Он просил… стать его женой… Я согласилась! Он подарил мне кольцо! Мы с ним помолвлены!

«Крандец…» – подумал я, рассматривая свои плечи.

– Что я теперь ему скажу? Как я буду ему в глаза смотреть? А? Что ты наделал?!

– Я наделал?

– А кто? Не я же!

– Сначала мы, теперь вдруг я… Сама виновата!

– Я виновата?! Я?! Это чем же?!

– Нечего быть такой…

– Какой?!

– Мягкой и теплой…

– Мягкой? Теплой? Ты что, дурак?

– Сама дура… – хмуро ответил я, поднимаясь на ноги и морщась от боли, – где мои штаны?

– Сам ищи свои штаны!

– А ты одеться не хочешь?

– Ой!

Штаны мои обнаружились на ее мантии. Мантия на полу, штаны – на ней.

Все чище, чем на полу, подумал я, с кряхтением нагибаясь за ними. Только поднял – сзади, обдав меня в ментале волной возмущения, резко дернули за рукав мантии, и Стефина ученическая одежка улетела за меня. Напялив штаны, я притормозил с рубахой и, создав два небольших зеркала, принялся осматривать свою спину, чтобы узнать, что же у меня там такое щиплется? Позади меня, там, где была Стефания, раздавался шорох одежды и сердитое сопение.

Мда, подвел я итог осмотру, как говорится, кто бы мог о ней такое подумать? Что ж… Будем лечить… Благо я теперь могу сам.

Убрав зеркала, я осторожно накинул на себя свою белую рубашку и, морщась, принялся застегивать пуговицы. Внезапно эмоциональный фон за моей спиной сменился с возмущенного на агрессивный. Оборачиваюсь. На уровне глаз – остро отточенный карандаш. Сзади – взлохмаченная Стефи, уже успевшая влезть в свою зеленую хламиду. Карандаш она держит в вытянутой правой руке, словно шпагу.

– Эриадор Аальст! – Ее голос полон возмущения. – Ты совершил недостойный поступок! Воспользовался моим дружеским отношением к тебе, чтобы сделать эту гнусность!

Пауза. Смотрю на чуть дрожащий острый кончик, потом перевожу взгляд на ту, которая тычет им в меня. Румяные щеки, припухшие приоткрытые губы, белые блестящие зубки… Черные глаза широко распахнуты, ноздри гневно трепещут, волосы в беспорядке. Решила сразу расставить точки над «i»? Правильно. Самое время.

– Собираешься заколоть меня карандашом? Добить хочешь?

– Добить?

– Давай я тебе коечто покажу, жертва гнусного поступка…

Я принялся вновь расстегивать на себе так до конца и не застегнутую рубаху.

– Что ты делаешь? Зачем… опять ее снимаешь?

В голосе Стефи легкая растерянность.

– А ты глянь, – ответил я, скидывая рубашку и поворачиваясь к ней спиной. Руки я поднял вверх на манер цирковых атлетов. – Ты не знаешь, случаем, это следы чьих ногтей, а?

Сзади потрясенное молчание.

– Ты в лохмотья разодрала мне спину своими когтями, – сказал я, опуская руки и поворачиваясь. – А вот эти зубы… тоже не знаешь, чьи они? Вот, вот и вот.

Я поочередно прикладывал указательный палец к левому плечу, указывая на места укусов.

– И на правом тоже есть. Вот и вот. И на шее. Судя по всему, тебе было совсем не плохо, коль ты так по мне прошлась. Разве это не говорит о твоем желании и согласии? Почему ты теперь обвиняешь только меня? А ты что?

Стефи втянула голову в плечи и насупленно, изпод бровей разглядывала синяки на моем теле. Карандаш она нехотя, но опустила.

– И вообще, – я сделал шаг к ней, – если ты бросаешься к парню на шею и целуешь его в губы… То чего же ты ожидаешь в ответ?

Я сделал еще шаг, еще и еще. По мере того как я наступал, Стефи пятилась, пока не уперлась спиной в стену.

– Скажи мне, темноглазка, – спросил я, уперев левую ладонь в стену, рядом с ее головой, и приблизив свое лицо к ее лицу. – Скажи! Мне очень интересно – чего ты ожидала?

Стефи молчала, смотря в пол и закусив нижнюю губу.