Александр Никоноров - Раздать сценарий

Староста подступил медленно, осторожно, в отличие от Хомта — тот бодро шагал к нам, в руке у него непонятным образом очутилась глиняная бутылка с вином.

— А ребята? — спросил он.

— Нам они больше не понадобится. Кстати, Фидл, распорядись, чтобы все малые пахари отдыхали и веселились на всю катушку, теперь по-настоящему. Больше никаких нападений.

Староста закивал и побежал к дому. Остановившись около мужчин, ждущих поодаль, он передал мои слова. Те зашумели, победно, триумфально, и кинулись к прячущимся жителям.

— Хомт, мангустов это тоже касается. Ребята замечательно потрудились эти дни, отплати им не одной монетой, но и отличным отдыхом.

Сорли лихорадочно посмотрел на все еще недоуменных наемников.

— Бойцы, слушай мою команду! Вольно! Снять доспехи, отложить оружие и надраться как следует! Кого замечу трезвым — лишу жалованья и нажалуюсь магистру Лоджалю или самому Памдригу! Выполняй! Ну и раз такое дело, пожалуй, хлебну-ка и я!

Бутылка опустела в четыре глотка и со звоном разлетелась о водозаборную решетку. А вот, кажется, до жителей донесли радостные известия — визжащая толпа громогласной лавиной штурмовала поляну. Они спешили праздновать, веселиться и отмечать. По-честному, как нормальные люди. Они слишком долго ждали. С удвоенными силами и стар, и млад набросилась на угощения; потекло вино и пиво. Наконец-то во всю силу заиграли гусли и волынки; наконец-то во всю прыть затанцевали девушки. Никакой скованности, только искренние улыбки на лицах.

Праздник. Во всей своей красе. Живой, настоящий, сочный, яркий. Это уже не театр, а самая что ни на есть жизнь. Жизнь истомившихся по беззаботному веселью людей. Только представить себя на их месте — кандалы рассохлись, гора с плеч, волна облегчения. Мне самому стало как-то легче дышать. Будто долго нездоровилось, а потом как по команде болезнь прошла.

— Ты смотри-ка, во барагозят! — заметил Хомт.

И я готов отдаться этой волне. Готов разделить торжество, но доведу все до конца, чтобы без задних мыслей.

— Давайте шустрее, а то мерги скроются. Быстрее, — поторопил я засмотревшихся дружков. Расслабляться некогда, надо провести финальную черту.

Мы настигли последних идущих болотников, еще не скрывшихся во мраке ночного леса. От росы после первых шагов штаны до самых колен увлажнились и липнут к ногам. Я поспешил запахнуть плащ. Здесь, около входа в лес, воздух тяжелый и влажный, а из недр зарослей наших ушей настигают хруст, треск и бульканье мергов. Под сенью деревьев идти проще — нет высокой травы, жирной, непокорной. Одна мелкота вроде мха и карликовой осоки. Болотники протоптали отличную дорогу. Видно, что этим маршрутом они ходят не первый раз — деревья стоят с поломанными ветками, разбросанными по дороге и застрявшими в густых кустах. Как будто павшие солдаты. Кустарник повален, вместе с ними и молодые деревьица, стволы которых, если на них наступить, мялись как набитые тряпками куклы.

Я спокоен. Никаких нервов. Предвкушение. Чувство, знакомое любому читателю детектива — когда знаешь, что через несколько страниц раскроется правда: кто убийца, кто соучастник, каким образом они скрывались. Невзирая на внешнее спокойствие сердце выдает безумную дробь. Под густыми кронами прохладно, пар вырывается из раскрытых ртов, но мне жарко. Козыри вот-вот покинут руки игроков. Узел распутается.

— Куда мы идем? — не удержавшись, спросил староста.

— Уверен, что в самое логово мергов, — объявил я.

— О, Диондрий [57] Диондрий — бог земледелия и плодородия. … - обреченно пробубнил Фидл.

Больше мы не произнесли ни слова, безмолвно идя по следам болотников.

К шороху пожухлой листвы прибавился рокот, многоголосый, стройный. И чем глубже в лес мы заходили, тем более зловещим и ритмичным он становился. Я даже не понял, что за язык слышится мне, а звуки незаметно и плавно перешли в утробное могильное завывание.

Нескоро я разобрал, что же в нем не так: те мерги, коих мы преследуем, не могут издать такую палитру звуков, если только среди деревьев не прячутся их сородичи и не подпевают им. Фидл трясется и шепчет молитвы, Хомт Сорли — думаю, можно не оборачиваться, и так ясно — шамкает челюстью. Сквозь деревья впереди проглядывается небо, взору не препятствует непроницаемое полотно ветвей, а это означает, что лес кончается. Рокот стал нестерпимым, по масштабам я бы сравнил его с колоколом и головой, засунутой в него перед самым ударом. Потянуло дымком, в просвете замелькало оранжевым. Огонь? Что-то более волшебное? Сбавив шаг, мы крадучись подошли к выходу на поляну. Она окружена плотной стеной деревьев, высоких и стройных. Земля утоптана, в середине горит внушительных размеров костер, и даже водруженный на камни здоровый котел ничуть не умаляет его размаха. Языки пламени лижут стенки посудины и обтекают по стенам, будто укрывая от холода. За всем этим кухонным приготовлением собрался полукруг болотников, число которых в три раза превышает наших сегодняшних гостей. Они-то и издают непрерывное утробное гудение. В центре стоит вождь, если данный термин применим к одичалым особям. Его морду покрывают руны неизвестного происхождения, они резко контрастируют с бледной кожей, выделяясь черными полосами и завихрениями. Отсюда не разглядеть — рисунок ли там или так, детские каракули. Надо думать, что признаки отличия монстр имеет неспроста.

— Штук сто пятьдесят, не меньше! — заявил Хомт.

Мы остаемся незамеченными, стоим смирно, чуть пригнувшись. Кусты малины в меру густые, чтобы не выдать нас; у мергов дела поважнее, поэтому вряд ли нас увидят.

Но что за сеанс массового гипноза? Таким любят промышлять колдуны-самоучки, вытряхивая деньги из доверившихся жертв. Взгляды каждой твари обращены на едва тронутый торт. Его по-прежнему держит та парочка. Вновь прибывавшие вставали по обе стороны полукруга. Постепенно он разросся; еще с десяток болотников, и круг замкнется. Удача сопутствует, и пустое пространство находится как раз напротив нас. Рядом, в паре жезлов, прошли еще трое. Эти оказались последними, и безумное пение приглушилось, а носители торта приблизились к котлу. Сородичи проводили их вроде бы и пустыми глазами, но в то же время у ближайших можно заприметить что-то вроде увлечения. Или облегчения. Может, игра света. Я с нетерпением жду разворота событий и конца, казалось бы, бесконечной молитвы, неумолчной и надоевшей. На том спасибо старосте. Хомт перехватил мой недовольный взгляд и ткнул товарища.

— Фидл, ну-ка тихо. Дай посмотреть!

Резкий шепот подействовал.

Гудение прекратилось. Вместо него зазвучало подобие стихотворения. Говорят двое стоящих около костра. Грубый язык воспринимается сложно, непривычно для ушей, привыкших к ольгенику и немножко к эльсадиру. Если человек нырнет под воду и начнет что-то говорить — издаваемые звуки будут схожи. Темп стихотворения нарастает, мерги изрыгают слова все более экспрессивно, их неуклюжие рты двигаются очень быстро, губы дергаются, головы покачиваются и… Последняя фраза произнеслась по слогам, вкрадчиво, размеренно; чтецы замолкают и в абсолютной тишине скидывают торт в необъятную пасть котла. Поднос откидывается в сторону. Тут же подбегают еще несколько монстров: один несет в лапах что-то красно-зеленое, второй — бело-голубое, третий вообще желтое. Не то камни какие, не то…