Алёна Реброва - Пути неисповедимых

После первого пробуждения Арланд еще долго не говорил и с трудом мог даже руку поднять, не то что сесть на кровати и самостоятельно есть. Кормить его и ухаживать за ним дальше мне пришлось самому, так как Бэйр это делать почем-то отказывалась, как и объяснять мне свое поведение — она по-прежнему не говорила со мной.

Конечно, я любил Бэйр, но и моему терпению был предел! Зла не хватало на эту упертую ведьму, которая в последнее время как головой ударилась, потому я тоже перестал с ней говорить. Дом разделился на две половины, в одной жили мы с Арландом, в другой Бэйр, и пересекались мы только когда я готовил еду себе и брату, пользуясь печкой (именно печкой, живым огнем, без единой капли магии).

Арланд, когда очнулся, по-прежнему вонял демоньем, но не делал ничего такого, чего обычно ждешь от нечисти. Даже наоборот, очухавшись, братец стал вести себя куда более нормально, чем вел до того, как в него всадили стрелу. Он перестал напоминать больного маньяка, стал чаще улыбаться и смеяться, ко мне он стал относиться гораздо лучше… У нас все же состоялось объяснение, после которого я окончательно убедился в том, что проведение действительно вернуло мне брата. Сцена была из тех, какие обычно долго расписывают в книгах. Я опять расплакался, полез обниматься с братцем, и он, хотя и еле-еле шевелился, тоже обнял меня. После этого мы с ним подружились, я признался в том, что это я выбросил его мантию, потому что он нехорошо вел себя с Бэйр. Хотя я так и не понял, как Арланд воспринял мое признание: он ничего не сказал, но и не стал относиться ко мне хуже. Единственное, что я понял потом, это то, что на самом деле он по-своему любил Бэйр и не хотел ей зла. Как он относился к ней сейчас, когда она даже не заходила проведать его, он мне не говорил.

Коротая время, мы с ним играли в карты или пытались что-то друг другу рассказывать. Когда я уходил рубить дрова, делать что-то по хозяйству или охотиться, он спал.

Как-то раз я вернулся с охоты рысью и принес нескольких белок. Я еще не успел обернуться в себя, как услышал в доме голос Арланд, шедший из кухни. Он говорил с Бэйр, и разговор, как мне показалось, был из тех, которые лучше подслушать, чем прервать.

Обернувшись крысой, я заглянул к ним.

Одетый в свои вещи, которые мы с Бэйр так и не решились выкинуть, Арланд стоял посреди комнаты совсем прежний, только темноволосый и желтоглазый. Он пытался заговорить с ведьмой, но она не обращала на него никакого внимания, сидела у окна и читала свою старую тетрадку.

Арланд злился, почти кричал на нее, но чем больше он кричал и говорил, тем глубже она уходила в свое молчание. Не выдержав, братец подошел к ней и вырвал из ее рук тетрадь, швырнул на пол, а саму ведьму поднял за плечи и затряс, что было сил. Придя в себя от такого, ведьма залепила ему с размаху пощечину, молча высвободилась из его рук, взяла тетрадь с пола и вернулась к окну.

Арланд стоял посреди комнаты как громом пораженный, на его бледной щеке проявился розовый след от ладони Бэйр. Он стоял так долго, наверное, несколько минут, а потом вдруг шагнул к окну и ударил ведьму по щеке.

Тут я обернулся собой и кинулся к брату, чтобы он не посмел навредить Бэйр, но он уже отошел сам и поспешил убраться в нашу с ним комнату.

Я хотел было подойти к Бэйр, успокоить ее, но когда посмотрел в ее сторону, наткнулся на такой ненавидящий взгляд, что мгновенно исчезло всякое приближаться к этой ведьме. Тогда я ушел в комнату к Арланду, оставив ее одну со своей злостью.

Брат сидел на кровати и угрюмо пялился в пол.

— Нам нужно уезжать отсюда, Лео, — сказал он мне, когда я подошел. — Я должен нанести на свое тело татуировки и попытаться вернуть способности инквизитора: я знаю, они еще есть внутри меня. Я поеду в Агирад, куда меня направили в Ордене, а ты отправишься со мной.

— А Бэйр?… — удивленно спросил я, опешив от таких слов.

— Здесь у нее есть все, что ей нужно, — ответил он безликим голосом. — Мы ей больше не нужны.

— Еще как нужны!…

— Когда она говорила с тобой в последний раз? — спросил Арланд, посмотрев на меня. — Она едва ли помнит нас с тобой, неужели ты до сих пор этого не понял? Мы должны оставить ее.

— Как же она может не помнить, ты что такое говоришь!? — меня так напугали его слова, что я чуть ли не закричал. — Она просто… просто…

— Я напишу тебе список трав, порошков и снадобий, которые нужны мне для восстановления татуировок. Ты полетишь в город и купишь все необходимое… если на что-то денег не хватит, украдешь, — перебил меня Арланд.

— Зачем что-то покупать? У Бэйр полно всяких трав и ингредиентов, она может сделать тебе что угодно…

— Она не станет ничего делать ни для меня, ни для тебя.

Не знаю, почему, но я поверил ему, и на следующий день полетел в город, взяв с собой бездонный мешок и деньги, которые мне дал Арланд. Почти все я истратил на половину указанных ингредиентов, остальное, как и велел брат, украл.

Когда я вернулся рано утром спустя три дня, с удивлением отметил, что в доме кое-что поменялось.

Печь никто не топил за время моего отсутствия, но обе комнаты были прогреты магией. Посуду никто не мыл, никто ничего не готовил — питались они тем, что мы с ведьмой заготовили на зиму. Но это все было не так странно, как то, что Бэйр я обнаружил спящей на кровати своей матери, куда раньше она никогда не ложилась. Ведьма была совершенно без одежды, ее смуглое тело едва ли прикрывало растрепанное одеяло и взбитые помятые простыни. Арланд же куда-то исчез.

Решив не будить ведьму, так как она бы все равно ничего мне не рассказала, я отправился на кухню, чтобы приготовить этим растяпам что-нибудь съедобное.

К полудню Бэйр так и не проснулась, но зато пожаловал братец, который на мои расспросы не отвечал, только взял мешок с ингредиентами и, вытолкав едва одевшуюся Бэйр из комнаты, заперся там.

Ведьма казалась растерянной. Испуганно хлопая глазами, она села у окна на кухне, закуталась в серую шаль своей матери и сидела так, думая о чем-то, пока из комнаты, где заперся Арланд, не донеслись первые стоны. Тогда она вскочила, метнулась к закрытой двери, но так и не смогла ее отворить: видимо, братец запечатал ее какими-то своими новыми силами.

Стоны постепенно перешли в тихий многоголосный вой со звенящими металлическими нотками. Когда ведьма услышала это, она совсем переменилась, вся побледнела, стала метаться по кухне, заламывая руки, и все смотря на запертую дверь. В ее взгляде при этом читалась какая-то нехарактерная собачья преданность.

Так продолжалось несколько дней, пока Арланд не закончил наносить татуировки. Я приносил ему еду и носил новую воду для того, чтобы он мог смыть с себя краску и кровь. При этом он строго-настрого запретил мне пускать в комнату ведьму, хотя она рвалась проведать его.