Александр Гарин - Капкан на Инквизитора (СИ)

Последняя ночь с де-принцем была особенно омерзительна. Охота с наследником императора Вечного Рома должна была продлиться несколько дней. Потому Седрик, впервые оставляя жену так надолго, не давал ей забыться сном далеко заполночь. Геттский выродок был неутомим, и утро Альвах встретил разбитым телесно и едва способным действовать сообразно разуму. Долгое время после того, как де-принц покинул спальню, роману не хотелось даже вставать из постели. По счастью, все в замке были уже приучены к затворничеству второй принцессы Веллии, и отделавшись от слуг, Альвах пролежал под одеялом до самых сумерек. В голове его мешалось множество мыслей. И, одновременно, было глухо и пусто. Тело же никак не могло согреться. С тех пор, как Седрик нарушил собственный запрет на соитие с женой, Альвах не мог согреться никогда. Немыслимым образом он мерз, даже пребывая в объятиях де-принца, которые казались горячими и жаркими, словно пески асских пустынь. Словно стывшая в жилах кровь больше не желала согревать несчастного романа.

Не в силах больше вспоминать то, что было совсем недавно, Альвах поднялся. Едва владея собой, он спустил ноги на лежавший здесь мягкий ковер. Нащупав туфли, подобрал валявшийся тут же, у ложа, халат и, облачаясь на ходу, направился к двери.

Идти пришлось недолго. Уже хорошо изучивший внутренности замка роман, спустя совсем короткое время миновав множество расставленных в коридорах охранников, толкнул дверь детского покоя.

Детская, где уже второй месяц кряду обретался наследный принц Хэвейд Дагеддид, была просторной, убранной в светлые тона комнатой с большими высокими окнами. Двери охраняли не двое, а четверо стражников. Король Хэвейд в странной подозрительности чрезмерно заботился о безопасности внука. Альвах знал – под окнами этой комнаты дежурил еще целый десяток воинов.

В комнате помимо колыбели стояли небольшая кровать для кормилицы и несколько кресел. В одном из кресел сидела полнотелая румяная молодая женщина. Это и была кормилица ребенка. Другая – постарше, поправляла перинку в колыбели. Сам Хэвейд обнаружился на руках у принцессы Ираики. Придерживая головку младенца, принцесса тихо напевала, покачивая его у себя на руках.

При появлении матери наследника, обе женщины поднялись. Перестилавшая постель нянька поспешно отошла назад. Кормилица отвесила неуклюжий поклон.

- Марика! – казалось, принцесса Ираика была удивлена и застигнута врасплох. – Ты… ты что-то хотела?

Альвах заставил себя улыбнуться, подходя к «сестре». Вид детского тельца, завернутого в пеленки, на несколько мгновений вызвал у него отторжение. Он припомнил долгую, словно кошмарный сон, ночь, жуткую, рвущую внутренности боль, такую, какую редко могли доставить даже палачи Инквизиции. И что-то неотвратимое, огромное, что лезло из него наружу, заставляя напрягать последние силы и кричать, кричать, корчась в муке, презрев достоинство и гордость…

- Да, - ему удалось совладать с лицом и здесь. – Седрик… пеняет мне, что я провожу мало времени с сыном. Х… Хэвейд отвык. Хочу забрать его к себе… в постель. Пусть эту ночь проведет у меня.

Нянька и кормилица переглянулись. Ираика встревоженно сдвинула брови.

- Это… это замечательно, что тебе уже так лучше, что ты сможешь заботиться о нем, - теперь уже веллийка говорила с натугой, точно выдавливая из себя слова и с трудом сохраняя приветливость на лице. – Но ведь ты… ты не совсем умеешь… Я хочу сказать, что если ему что-то понадобится? Молоко, или… если он испортит пеленки? Или будет плакать? Или…

- Я обязательно кого-то позову.

Ираика беспомощно оглянулась на няньку. Доводы против нежданно проснувшегося материнского чувства «сестры» у нее вышли все. Словно преодолевая какое-то внутреннее противление, она приблизилась к Марике и передала племянника с рук на руки.

- Вот, конечно, бери. Ведь это твой ребенок.

Слово «твой» она выделила особо. Голос ее на мгновение дрогнул. Юная романка кивнула, прижимая драгоценный сверток к груди.

- Ты ведь знаешь, Генрих уехал вместе с Седриком и его императорским высочеством на охоту. Наша спальня находится совсем рядом от вашей. Я там буду одна. Если что-то понадобится – буди меня в любое время, слышишь?

Принцесса Марика вскинула зеленые глаза.

- Тебе не нужно беспокоиться, - коротко проронила она.

Несмотря на то, что это был первый вечер за целый месяц, который она не проводила подле младенца, и можно было отдохнуть, принцесса Ириака не находила себе места от волнения. Маленький беззащитный комок в руках безалаберной, неумелой матери, занимал все ее мысли. Наконец, Ираика не выдержала. Она зажгла свечу и вместе со свечой покинула спальню. Вид бдившей на каждом углу стражи немного ее успокоил. Все же она прошла до конца коридора. На противоположном его краю находилась дверь в комнату младшего сына короля и его супруги.

Некоторое время помявшись перед глядевшими перед собой стражниками, принцесса Ираика, наконец, решилась и толкнула дверь.

Марика еще не спала. Она лежала на широком супружеском ложе на боку, опираясь на локоть и подперев голову ладонью. Рядом с ней на постели сучил ножками и ручками маленький Хэвейд. Хотя его тело все время пребывало в движении, младенец не казался взволнованным. Серьезно и спокойно он отвечал на взгляд матери, глядя такими же, как у нее, зелеными глазами.

Эта картина умилила Ираику, сразу снимая все ее волнение. Не сдержавшись, она подошла к кровати и присела рядом с посмотревшей на нее Марикой и ее сыном.

- Он… сильно похож на тебя. Ты видишь?

Романка вскинула красивую бровь. Впрочем, в словах принцессы Ираики была большая доля правды. Наследник дома Дагеддидов был курчав, зеленоглаз и тонконос, внешне более напоминая романа, нежели велла или хотя бы гетта.

Не дождавшись ответа, принцесса Ираика покрутила в руках подсвечник и поставила его на стол.

- Я… я понимаю, что ты чувствуешь.

Марика вновь подняла на нее взгляд. Ираика потороилась объяснить.

- Тебе ведь… неловко здесь, правда? Ты, наверное, не привыкла к такой жизни. Оттого и сидишь все время взаперти. Стены… они защищают, верно? – она улыбнулась, невесомо проводя по лицу младенца. – Со мной тоже было такое. Когда Генрих привез меня сюда в первый раз. Я… тоже долго не могла привыкнуть. Я ведь… отец мой из благородных, а мать… Мать нет. Мы жили у западного побережья, совсем скромно, когда Генрих случайно остановился в нашем селении проездом из Рома. Я… очень непросто привыкала ко всему здешнему. Но привыкла. И ты тоже привыкнешь.

По своей всегдашней манере, романка промолчала и здесь. Ираика со вздохом поднялась, забирая со столика свой подсвечник.

- Прости, что потревожила тебя, - она кивнула с улыбкой. – Да не навредит вам тьма.