Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек

(Пер. с англ. Н. М. Самариной)

Яркое солнце сияло в небесной голубизне над развалинами Берлина, было тепло и тихо. Я карабкался по поросшим растительностью грудам битого кирпича и обломкам бетона, направляясь расследовать убийство, произошедшее в саду шефа полиции Бисмарка.

Зовут меня Минос Аквилинас, я главный Метатемпоральный Следователь в Европе, и чувствую, что это дело будет для меня трудным.

Не спрашивайте меня о месте и о дате. Я никогда не утруждаю себя выяснением подобных вещей, они только запутывают. Выиграю ли, проиграю, — я подчиняюсь инстинкту. Меня снабдили всей имевшейся информацией. Труп уже вскрыли. Ничего необычного, разве что у него были обнаружены сменные бумажные легкие. Это несколько ограничивало его свободу. Единственным местом, где ими еще пользовались, как я знал, был Рим. Что делал римлянин в Берлине? Почему он был убит в саду шефа полиции Бисмарка? Как мне сказали, неизвестный был задушен. Человека с бумажными легкими задушить нетрудно, это не заняло много времени. Но кто и почему — ответить сразу гораздо труднее.

Путь до дома Бисмарка через развалины, простиравшиеся во все стороны, был неблизким. Лишь кое-где это однообразие нарушалось узнаваемыми останками рейхстага, Бранденбургских ворот, музея Брехта и других им подобных сооружений.

Я остановился и прислонился к единственной уцелевшей стене дома, снял пиджак, ослабил галстук, вытер носовым платком шею и лоб и закурил сигару. Стена отбрасывала кое-какую тень, и я немного остыл, прежде чем продолжить путь.

С очередной громадной кучи кирпича, густо поросшей голубоватой сорной травой, я увидел особняк Бисмарка. Он был изваян в некоей смеси стилей Валгаллы и Олимпа, которым все тут увлекались. Перед домом был разбит зеленый газон, а позади — сад, окруженный настолько высокой стеной, что были видны лишь верхушки деревьев, хотя я смотрел на сад сверху.

Мощные греческие колонны по краям портика подпирали барочного стиля фасад, украшенный барельефами с изображениями людей в рогатых шлемах, разящих, очевидно, без разбору и драконов, и себе подобных.

Я осторожно спустился на газон, пересек его и, поднявшись по ступенькам, оказался перед массивной входной дверью. Похоже, она была из бронзы и тоже украшена барельефами, изображавшими на этот раз безбородых всадников в значительно более искусных и сложных доспехах, вооруженных двуручными мечами. У некоторых были колья и топоры.

Я позвонил в колокольчик и стал ждать. Времени оказалось вполне достаточно, чтобы изучить сии произведения искусства, прежде чем одна из дверных створок распахнулась. Старик в полувоенном одеянии, не без некоторых усилий старавшийся держаться прямо, взглянул на меня, приподняв седую бровь.

Я представился, и он впустил меня в прохладный темный зал, заставленный такими же доспехами, которые носили воины, изображенные на дверях. Старик открыл дверь с правой стороны зала и попросил подождать там. Казалось, комната, в которой я очутился, состояла только из кожи и металла, — так много было здесь оружия на стенах и мебели с кожаной обивкой.

Плотные вельветовые занавеси на окнах были отдернуты, и я немного постоял у окна, глядя на застывшие развалины, выкурил еще одну сигару, стряхивая пепел в зеленую пепельницу, и снова надел пиджак.

Появился старик, и я последовал за ним вдоль зала, а затем поднялся по пролету широкой лестницы в огромную, но столь же забитую вещами комнату. Там и обнаружил того, к кому шел.

Человек, стоявший почти в центре ковра, был одет в темно-синий мундир с черными позолоченными эполетами и другими знаками различия. На голове красовался богато украшенный шлем с острием, а на ногах — сверкающие сапоги со стальными шпорами. На вид ему было около семидесяти, и выглядел он вполне крепким старцем, с кустистыми седыми бровями и тщательно расчесанными усами. Когда я вошел, он что-то буркнул и ткнул рукой в мою сторону.

— Герр Аквилинас, я — Отто фон Бисмарк, шеф берлинской полиции.

Я потряс его руку. По правде говоря, скорее, это она встряхнула меня.

— Ну и дела, — сказал я. — Убийство в саду у того, кто сам должен предотвращать убийства.

Похоже, у него было парализовано лицо, или что-то в этом роде, так как оно изменялось, только когда он разговаривал. Да и то не слишком заметно.

— Именно так, — ответил он. — Мы, конечно, не хотели вас вызывать. Но полагаю, что это все же по вашей части.

— Может быть… Тело еще здесь?

— В кухне. Там делали вскрытие. Бумажные легкие… вы знаете об этом?

— Знаю. Итак, если я правильно понял, ночью вы ничего не слышали?..

— О нет, кое-что слышал. Лай моих овчарок. Кто-то из слуг ходил поглядеть, но ничего не обнаружил.

— В какое время это случилось?

— Время?

— Сколько было на часах?

— Около двух часов ночи.

— А когда тело нашли?

— Около десяти. Садовник обнаружил его в винограднике.

— Хорошо. Давайте взглянем на тело, а потом поговорим с садовником.

Хозяин провел меня на кухню. Одно из окон было распахнуто прямо в прекрасный сад, обсаженный высокими кустами дивных расцветок. Я почувствовал резкий, одурманивающий аромат, проникающий из сада на кухню, и повернулся к лежавшему на кухонном столе и укрытому простыней трупу.

Это было обнаженное тело старого, но еще сильного на вид человека, сильно загорелого. На крупной голове выделялись густые черные усы. На шее сохранились следы удушения, а припухлости на запястьях, предплечьях и ногах указывали на то, что, по-видимому, жертву к тому же и связывали. Ко всему тот, кто зашивал его торс после вскрытия, был не слишком аккуратен.

— А одежда? — спросил я у шефа полиции.

Бисмарк покачал головой и показал на стул, стоящий возле стола.

— Вот все, что мы нашли.

Там лежали наручные часы, красные туфли и пара аккуратно сложенных бумажных легких, уже сильно изношенных.

Главное неудобство этих сменных легких состоит в том, что, хотя и можно не беспокоиться о последствиях курения и прочих легочных заболеваниях, сами легкие необходимо периодически менять, что очень дорого, особенно в Риме, где отсутствовала государственная система Службы Легких, какая существовала в большинстве европейских Городов-Государств. За несколько лет до войны бумажные легкие сменились политэновыми, служившими гораздо дольше.

Я повертел в руках одну туфлю. Искусная поделка со Среднего Востока. Затем осмотрел массивные тусклые часы. Старинные, явно русского происхождения; на новом кожаном ремешке оттиснута метка: «Сделано в Англии».

— Понимаю, почему вызвали именно нас, — сказал я.

— Были определенные анахронизмы, — согласился Бисмарк.

— А этот садовник, который его нашел, — могу я с ним поговорить?