Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек

Их глаза прикрыты круглыми солнечными очками. Высокие окна в конце зала смотрят в черноту. Музыка замедляется, мужчины и женщины кружатся медленнее, так медленно, что почти совсем не двигаются.

Музыка стихает.

Медленно нарастает барабанный бой.

Затем он стихает, а музыка становится похожа на панихиду.

Барабан бьет громче, музыка оживляется.

Звучит высокий, пронзительный крик, который не прерывается в продолжение всей панихиды.

Барабан бьет быстрее, музыка ускоряется…

Пронзительные крики становятся громче.

Танцующие сбиваются в кучу к центру зала, обращая к окну свои круглые черные глаза. Они тихо переговариваются между собой.

В НОЧЬ ЯРМАРКИ ПРОИЗОШЛА АВАРИЯ В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

НОЧЬЮ В МАЕ АВАРИЯ

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

В МАЙСКУЮ НОЧЬ АВАРИИ

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

КТО-ТО МОЖЕТ АВАРИЯ

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

КТО-ТО МОЖЕТ ДОПУСТИТЬ

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

КТО-ТО БУЛАВОЙ

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

КТО-ТО ТУЗАНУЛ

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

КТО-ТО

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

КТО

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

ТО

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

О

В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?

ОТВЕТА НЕТ

ОТВЕТА НЕТ

ОТВЕТА НЕТ

КОНЕЦ СЕАНСА. СОТРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ВСЮ ПРЕДЫДУЩУЮ АХИНЕЮ И СДЕЛАЙТЕ ПЕРЕЗАГРУЗКУ, ЕСЛИ НЕОБХОДИМО.

Они все еще смотрят в окно.

Райан с женой и двумя детьми стоят перед окном. Одной рукой он обнимает Джозефину, другой охватывает плечи мальчиков.

В толпе разговаривают о них. Райан ощущает страх за жену и детей. Толпа все более возбуждается…

Пронзительный крик на фоне музыки все громче, пение назойливее, барабан бьет быстрее, быстрее, быстрее…

КОРАБЛЬ ДЕРЖИТ КУРС НА МЮНХЕН.

ДВИЖЕТСЯ ЧУТЬ МЕДЛЕННЕЕ СКОРОСТИ СВЕТА.

КОРАБЛЬ ДЕРЖИТ КУРС НА МЮНХЕН.

СОСТОЯНИЕ В НОРМЕ

СОСТОЯНИЕ В НОРМЕ

СОСТОЯНИЕ В НОРМЕ

Лампочка вспыхивает и гаснет, словно стараясь предупредить его о чем-то, а не успокоить. Он хмуро смотрит на большую табличку под ней. Неужели что-нибудь не в порядке с погруженным в сон экипажем? Что-то, чего он не заметил? Что-то, чего не зарегистрировали приборы?

Райан, проснувшийся в поту, невидяще упирает взгляд на крошечные плоские фигуры на телеэкране.

Во всем теле слабость, во рту пересохло.

Он облизывает губы и громко вздыхает.

Потом, стиснув зубы, выключает телевизор и покидает каюту.

Его шаги эхом отдаются в коридоре.

Он подходит к крохотному отсеку с длинной белой кроватью, устраивается на ней, привязавшись ремнями, и получает сеанс массажа.

По окончании сеанса у него болит все тело, а в голове ничего не проясняется. Теперь Райану пора есть. Он возвращается в свою каюту и принимает пищу, не ощущая никакого вкуса.

Закончив, отодвигает крышку иллюминатора и смотрит через это подобие окна в огромное пространство космоса.

Какую-то секунду ему кажется, что там, снаружи, в пустоте, он видит темную фигуру. Он торопливо протирает глаза и пристально всматривается в звезды.

Планету, к которой он направляется, разглядеть нельзя. Три года он уже находится в космосе. И будет еще два. Пока еще не видна цель путешествия. У него есть только слово, данное астрофизиками, что она существует и может поддержать те тринадцать жизней, что несутся к ней. Планета звезды Барнарда, Мюнхен 15040.

Он один в космосе. Командует этим кораблем и двенадцатью жизнями. И больше половины пути уже позади.

Воспоминание о том, что он совершил, накатывает на Райана. Кроме страха, кроме мучений, вызванных одиночеством, он ощущает гордость. Он закрывает «иллюминатор», оставляет каюту и идет в отсек управления выполнять свои обязанности.

Но он не может освободиться от томительного чувства подавленности, от ощущения чего-то не сделанного…

Это ощущение невыполненной задачи заставляет Райана работать еще интенсивнее.

Он заново прогоняет тесты на компьютере. Он инспектирует приборы, перепроверяя каждый, чтобы удостовериться в точности показаний.

Все в идеальном порядке.

Он ничего не забыл.

То чувство почти исчезает.

Прочитав отчет в компьютер, Райан идет к пульту под экраном и открывает выдвижной ящик, где лежит красный бортжурнал, готовый принять его заметки. Он садится за свой стол и, мурлыча песенку, выполняет кое-какие расчеты. Работает механически, но быстро. Наконец, удовлетворенный, завершает работу.

Теперь у него есть пятнадцать свободных минут. Он опять извлекает из ящика красный бортжурнал, проводит черту под своим официальным рапортом и пишет:

«Один в корабле, я испытываю взлеты и падения эмоций, не закаленных необходимостью менее механической работы, чем та, которую я выполняю, не отвлекаемый присутствием остальных».

Он перечитывает написанное, хмурится, пожимает плечами, продолжает:

«Это причиняет глубокую боль и делает меня добычей собственных чувств. Это также доставляет и большую радость. Час назад я вглядывался через иллюминатор в бесконечные пространства и припомнил, что я, что все мы, как группа, сделали для своего спасения. Мой ум возвращается назад, туда, — чем мы были в прошлом и чем будем в будущем».

Перо Райана повисает над страницей. Он делает пишущие движения над журналом, но не в состоянии облечь мысли в слова.

Наконец сдается, проводит еще одну черту под записью, захлопывает журнал и убирает его в ящик.

Потом передумывает, достает обратно и продолжает торопливо писать:

«Мир болен и даже наша компания была затронута недугом. Мы не остались незапятнанными. Мы продали некоторые наши идеалы. Но, может быть, разница была в том, что мы сознавали, что продаемся. Мы понимали, что делаем, и потому оставались разумными, когда почти все остальные впали в безумство.

Правда также, что мы стали в какой-то мере равнодушны к ужасам вокруг нас, отгородились от них — даже оправдывали какие-то из них, — даже смешивались со всем стадом время от времени. Но у нас была цель — наше ощущение предназначения. Это поддерживало нас. Я, однако, не отрицаю, что иногда поддавался и совершал поступки, о которых сейчас склонен сожалеть. Но, может, это и стоило того. В конце концов, мы уцелели!

Может быть, других оправданий и не нужно.

Мы сохранили наши головы и сейчас летим колонизовать новую планету. Дать начало новому обществу с более чистыми, достойными, разумными принципами.