Олег Северюхин - Беги, Василич, беги!

— То есть как убраться? — не понял Гуня.

— Очень просто, — сказал я и средним и указательным пальцами показал, как двигаются ноги при ходьбе. — Нам нужно вернуться обратно. Туда, откуда мы пришли.

— Вы, ребята, чего-то недопонимаете, — сказал радушный хозяин, — отсюда обратного хода нет. Как в банде, вход рупь, выход — пять. Можно только вперед идти, но никак не назад. Мы откинутые и нам отсюда никуда хода нет, разве что в гости в ад. А вам все можно, но только вперед. Сначала в ад, а там как повезет. Но там с вами как у нас валандаться не будут.

— А как с теми, у кого ртов нет? — спросил я за сотрудников ОМОНа.

— Особых проблем нет, — сказал Гуня, — это может решить курирующий вас ангел. Но ему нужно будет заплатить.

— Да чем же заплатить? — недоумевал я, — У нас ни копейки денег нет и вещей никаких, кроме вот этой рубахи. Даже трусов под ней нет. Я не помню, сколько времени я у вас нахожусь, но я совсем не понял, какая валюта имеет у вас хождение и чем вы вообще здесь занимаетесь?

— О наших занятиях здесь говорить не будем, — быстро сказал Гуня, — вас это вообще не должно касаться, если вы собираетесь сдернуть отсюда, а вот в отношении валюты намного проще. Вот вам списочек людей, которые живут там, откуда вы прибыли, и нужно, чтобы они побыстрее откинулись у вас и прибыли к нам. Вас тут девять человек и фамилий в списке тоже девять.

— Ты погоди цену задирать, — взъерепенился Гудыма, — нас, к слову сказать, всего двое, а те семь человек — это технический персонал, моя охрана и те, кто был послан за нами. Люди подневольные, поэтому список нужно скостить.

— Ладно, хрен с вами, — сказал миролюбиво Гуня, — скостим пару человек, будет семь. Число удачное. Один с сошкой, а семеро с ложкой. Нет, лучше семеро одного не ждут или семь верст и все лесом. Оставим семь.

— А как нам обезопасить себя от того, что кто-то не обманул одну из высоких договаривающихся сторон? — спросил я.

— У нас этим делом просто, — сказал представитель организованной преступности, — у нас договор или просто слово заменяют всякие договоры. Люди головой отвечают за обещание. Если забудешь, то мы тебе напомним. Я забуду, то и мне напомнят. Ты не из наших, тебя и кинуть не западло, а вот он, — и Гуня указал на чекиста Гудыму, — человек серьезный, его кинуть никак нельзя. И второе. Если вы отсюда не выберетесь, то и договора никакого нет. Вот и вся недолга. У нас нет ваших судов, которые и не суды вообще, а так, для проформы люди посажены, чтобы показать цивилизованность вконец подчиненной нашему влиянию страны. Ваши и наши законы не одинаковы. Пока наш Закон правит, поэтому мы и живем вольготно. А как начнет становиться на ноги ваш Закон, тогда нам придется несладко, да только надежды на это очень призрачны. Народ наш из рабского состояния никак выйти не может и не выйдет. Так что мы за свое будущее не беспокоимся. А народу покажи халявный кулек с гречкой или сахаром, так он сметет со своего пути любую преграду, на которую ему пальцем укажешь. Мы ему сейчас Сталина подкинули, так народ ваш слезами умываться стал от умильности, хочет, чтобы снова по всей стране были лагеря ГУЛАГа и вышки с вертухаями. Там, куда вы придете, есть главный город. Называется Авксом. Найдете там яицилима по имени Тодеф. Он вам поможет выбраться оттуда.

— Там что, даже города есть? — удивился я. — А на каком языке эти названия?

— Да ты не парься, — засмеялся Гуня, — там все как у нас, только все с ног на голову поставлено. Авксом это та же Москва. Яицилим — милиция, а Тодеф это Федот. Он там околоточным надзирателем работает. Большой человек. Масон высокого посвящения и смотритель рынков. Это западники придумывают тем местам такие имена как Inferno или Hades, а у нас все запросто. Если как увидишь что-то непонятно написанное, попробуй прочитать наоборот. Возможно, это наоборот и есть самое правильное положение в том месте, где ты очутился. Приспосабливайся, а приспособившись, подчиняй себе все обстоятельства. И не ищи себе места лучше, везде все одинаково. Если бы была возможность все переиграть, то я ад на рай не променял бы. Романтики, видишь ли, захотелось, благочестием грехи замолить. Дам бесплатный совет — никому не помогай бесплатно, не верь похвалам и будь безразличен к оскорблениям. Любой завистник захочет обгадить все твои добрые дела, а кто-то из жалости чуть-чуть похвалить.

— А почему ты помогаешь нам? — спросил я.

— Почему ты думаешь, что я помогаю вам? — усмехнулся Гуня. — Я решаю свои дела через вас, причем бесплатно. Хотя, если там у вас какой-нибудь праведник или святой будет людей обижать и воровать чрезмерно, то кинь мне маляву, мы ему тут устроим райскую жизнь.

— Как же я тебе ее пришлю? — спросил я.

— Захочешь, найдешь как передать, — хитро улыбнулся мафирай и помахал мне рукой.

Мафирай это слово случайно прилетело ко мне, когда я подбирал слова, чтобы поточнее назвать мафию в райской обители.

Гуня нас не обманул. Через день пришел ангел Савелий и принес пять массивных деревянных дубинок. Затем перекрестил рот каждого омоновца и у них появились рты. Боже, как же они затараторили от вынужденного безмолвия.

— Где наши автоматы? — было их главным требованием. — Нам без автоматов возвращаться никак нельзя.

— Пока с дубинами походите, — сказал мрачный Савелий, — а тебе отдельное бревно, можешь на ремешке через плечо носить, — и он передал Гудыме кусок деревянного бруса длиной сантиметров тридцать.

— Зачем мне эта деревяшка? — недоумевал старый чекист.

— Потом поймешь, — задумчиво сказал ангел, — а, можешь и выбросить. Сейчас все идем за мной.

— Постой, постой, — сказал я, — а где наша одежда? Мы что, в этих балахонах пойдем.

— В них и пойдете, у нас ателье от кутюр для вас не предусмотрены, — сказал Савелий и пошел вперед.

Мы зашли в один из домов и спустились в подвал, затем через люк в полу спустились еще в один подвал уровнем ниже и подошли к железной двери, окрашенной красной охрой.

— Ну, Господи благослови, — сказал Савелий и открыл дверь. — Идите вперед и не оглядывайтесь.

— А что, прощаться не будем? — пошутил Гудыма.

— А чего прощаться-то, — сказал ангел, — все равно часть из вас скоро сюда вернется. Откинетесь и добро пожаловать, — и он с лязгом закрыл дверь.

Вокруг была тьма и тишина.

Итак, мы очутились а аду.

Я всегда представлял ад в виде какой-то геенны огненной, типа мартеновского цеха, где сталевары — это черти, а руда и железный лом — это грешники, из которых, в конце концов, выплавляется сталь для изготовления оружия Армагеддона — войны между Богом и дьяволом. В Армагеддоне погибнут те, кто губит землю, и дьявол. «И рассвирепели язычники; и пришел гнев Твой и время судить мертвых и дать возмездие рабам Твоим, пророкам и святым и боящимся имени Твоего, малым и великим, и погубить губивших землю».