Люба Штаний - В любой гадости ищи свои радости

бурый цвет.

Мы с Алехандро уставились на растение-хамелеон с абсолютно разными выражениями на мордах.

Если меня перекосило от неожиданности и отвратности оттенка, то уродец смотрел со злорадным

удовлетворением.

Когда зомбик решительно захлопнул фолиант, пробормотав что-то очень похожее на ‘вот ты и

попался, ррвара’, я только скептически фыркнула. Бедный куст! Что его теперь ждёт? Я бы на его

месте, дала дёру, наплевав на врождённую неспособность к перемещениям. Когда у кого-то, тем

более у моего Вонючки, прорываются в голосе такие вот мстительно предвкушающие нотки, хорошего

ждать не приходится.

Ладно, главное колдовство прошло без жертв, и то хлеб. Кстати, о хлебе? Если это – всё, стоит

подкрепиться. Только сначала прогуляюсь к ручью. Помниться, там неподалёку симпатичные такие

заросли высокого папоротника с вечера заприметила. Вполне сойдёт за туалет.

Поднявшись на ноги, я мотнула головой, отгоняя навязчивый, отчего-то знакомый и откровенно

волнующий запах. Что-то у меня с обонянием явно не то, раз уж сквозь вонь дорогого попутчика что-

то ещё пробивается.

И тут обернулся кошмарик, и его полосато-гниющее личико перекосило окончательно. Уродец

смртрел на меня так, будто я только что предала Родину! Да, Господи Боже мой! Чего опять не так то?!

– Ты?! – прохрипел он сдавленно и выронил тяжеленный фолиант из рук.

Книга угодила металлическим уголком горбуну прямо по ноге, но Алехандро даже не пискнул,

продолжая смотреть тяжёлым ненавидящим взглядом.

Я попятилась. Похоже, без ‘жертв’ всё же не обошлось! Горбун-то мой чокнулся окончательно.

– Нассар?!

Вопрос был задан таким многообещающим тоном, что я, позабыв обо всём, отрицательно замотала

головой и продолжила отступать, пока не упёрлась попой в дерево.

Оскорбления, сказанные ТАК, просто руганью не кончаются. Прощай, мир. Здравствуй морг и

скальпель патологоанатома! А я ещё так молода и красива... Насчёт ‘красива’ это я приврала,

конечно, но могу хотя бы перед смертью себе польстить?! Тем более, мне даже морг и скальпель не

светят, если уж откровенно.

Алехандро медленно шагнул ко мне...

Глава 10

Ты!! – сипел ещё недавно радостный и доброжелательный горбун, наступая на меня.

Он сипел, а я скулила от ужаса. Не знаю, чем опять не угодила психопату гниющему, но на этот раз,

похоже, под тазиком не сныкаться. Внезапно, словно осознав на кого наезжает, уродец остановился и

нахмурился.

– Ты ведь не он, да? – задал гениальный вопрос маньяк с ароматом далеко не гладиолусов. – Ты не

Нассар?

Я даже отрицательно покачать головой была не в силах, буквально закаменев от видения радужно-

смердящего кошмара. Просто тупо смотрела на него квадратными глазами, вжимаясь спиной в

шершавую кору узловатого старого дуба. Все четыре копыта уже как-то очень неправдоподобно

переплелись в корнях. Наверное, со стороны, я напоминала паука со связанными лапками.

– Прости, – Алехандро сник и опустился прямо на траву, там, где стоял. – Прости, на меня что-то

нашло. Просто в глазах потемнело, когда увидел, что заклятье поиска на тебя указало... Подумал:

наконец-то нашёл ублюдка, но... Совсем с ума сошёл! Ты ведёшь себя не как нормальная лошадь, вот

и решил, что на самом деле ты не кобыла, а человек заколдованный. Идиот я, правда?

Я с остервенением закивала, игнорируя обиду и дрожащие от пережитого конечности.

Да-да! Я человек! Человек я! Наконец-то понял, придурок недогадливый! Пусть хоть так, но зато

понял!!!

– Вот и ты согласна, что идиот, – усмехнулся он горько.

Оторопев от трактовки моего одобрительного дёрганья, я всхлипнула и сползла по стволу вниз. Да

что это такое-то, а? Сколько можно?! Не задумываясь, покрутила пальцем, в смысле копытом, у виска

и замерла, узрев собственную ногу. Она была покрыта пятнами удивительно мерзкого грязно-бурого

оттенка. Прям, как тот куст, которому угрожал Вонючка. Вот я попала...

Зачем полезла вперёд?! Лежала бы себе под кустиками с припасами в обнимку. Солёное мясо – не

шашлык конечно, и не роллы в соевом соусе, но в случае чего пару недель точно протянула бы, а там,

глядишь, придумала бы чего.

Нет, пожалела экспериментатора разукрашенного, припёрлась! Кретинка об угол долбанутая! Сныть

привявшая! И так далеко не красавица была, даже лошадь из меня так себе, а теперь ещё и такой

масти, что краше в гроб кладут!

Глаза защипало. В груди что-то заныло и я, всхлипывая и икая, разревелась. Слёзы катились по

морде и одна за одной падали на землю. Капли скатывались по желтоватым травинкам и исчезали

где-то внизу. Так обидно было, что и не высказать... Так горько...

– Э-э-э... Ты чего?!

В скрипучем, словно столетний диван, голосе уродца послышалось такое растерянное недоумение,

что только хуже стало. Даже пожаловаться некому! Вернее ‘кому’ есть, но не понятно как! Да ладно

слова, хоть бы обнял кто! А тут только зомбя гниющая, к которому прикоснуться отвратно до жути.

Какое уж ‘поплакаться в жилетку’?

Опустив голову к самой земле, я сжалась в комочек. Как умудрилась заслонить глаза передними

ногами, сама не знаю. Как завыла белугой, не слышала. Даже беготню и полуистерические

причитания горбуна воспринимала, как нечто само собой разумеющееся.

Даже и не помню, когда я так от души в последний раз ревела! Кажись, после последнего гос.

экзамена в институте. Только тогда реальной причины завывать не было. Переволновалась просто

слишком, вот и сорвалась, а сейчас...

– Прости! Прости меня! Тебе больно? – Алехандро подошёл практически вплотную и буквально

стонал. – Что с тобой?! Не плачь, пожалуйста, что хочешь для тебя сделаю! Послали же боги

несчастье на мою голову!

Если бы не последняя фраза, может, и помогло бы, да только стоило ему меня ‘несчастьем’

обозвать, как истерика, явно посетившая перекрашенную кобылу, грянула с новой силой. А уж когда,

кошмар ходячий, потянулся ко мне, чтоб обнять, меня и вовсе понесло.

Вскочив в ужасе, я ломанулась куда глаза глядят. Только вот глаза-то как раз никуда не глядели. Лес

расплылся из-за пелены слёз. Я бежала куда-то, всхлипывая и подвывая. Бежала и бежала... Бежала

до тех пор, пока просто не ухнула в какую-то то ли яму, то ли овраг. Как только ноги не переломала!

Впрочем, даже вода, скопившаяся на дне после дождя, мало успокоила. Отчаяние, страх, усталость

накрыли меня, придавив к земле. Сидя прямо в мутной воде, я тупо ревела, жалея свою загубленную

жизнь.

Сколько себя помню, кроме последнего года, всегда кто-то был рядом. Или родители, или сестра.

Всегда оберегали, помогали, беспокоились. Иногда даже слишком, но какая я всё-таки была дура, что