Джек Вэнс - Лайонесс: Сад Сулдрун

Утром Шимрод заплатил по счету, приладил перья на новые сапоги и улетел из Уголка Твиттена.

На следующий день он уже был в Трильде. Под низко опустившимися облаками луг казался блеклым и грустным. Особняк окружала атмосфера заброшенности. Шимрод осторожно подошел, остановился и внимательно оглядел дом. Входная дверь была приоткрыта.

Он медленно прошел через сломанную дверь и вошел в гостиную, где обнаружил труп Грофине, подвешенный на потолочных балках за длинные ноги; его жгли на огне, пытаясь заставить открыть местоположение сокровищ Шимрода. Судя по виду сначала на жаровне сожгли его хвост, дюйм за дюймом. А потом в огонь опустили голову. Он, без сомнения, бился в истерике, страдая от ужасной боли, своей слабости и страха пред огнем, и выдал им все. А потом, чтобы прекратить его крики, кто-то разрубил его обожженное лицо огромным ножом.

Шимрод посмотрел под камином, но черный шишковатый кирпич со всеми его магическими приборами исчез. Он и не ожидал ничего другого. Шимрод знал начала искусства, несколько трюков и пару неплохих заклинаний. Да, не великий маг, а сейчас вообще не маг.

Меланча! Она верила ему не больше, чем он ей.

Тем не менее, он не сделал ей ничего плохого, а она запечатала портал, чтобы он умер в Ирерли.

— Меланча, мерзкая Меланча! Ты заплатишь за свои преступления.! Я спасся и победил, но в мое отсутствие я потерял свои сокровища, а Грофине — жизнь. Ты будешь страдать! — яростно выкрикнул Шимрод.

Он обошел особняк. В его отсутствие воры ограбили Трильду; их тоже надо найти и наказать. Но кто они?

Домашний Глаз! Установленный именно для таких случаев! Но нет, сначала надо похоронить Грофине; он так и сделал, вырыв могилу в беседке за особняком. Туда он положил труп друга вместе с его маленьким имуществом. Закончив в последних лучах угасающего дня, он вернулся в дом, зажег все лампы и развел огонь в камине. Тем не менее Трильда казалась какой-то мрачной.

Шимрод снял Домашний Глаз с высокого бруса, поставил его на столик в гостиной, проговорил заклинание и начал смотреть то, что произошло в доме в его отсутствие.

Первые несколько дней не происходило нечего особенного. Грофине ревностно исполнял свой долг и все шло хорошо. Потом, посреди медлительного летнего полудня, малый страж выкрикнул:

— Два незнакомца непонятного рода. Приближаются с юга!

Грофине поспешно надел шлем и встал в двери с видом, который он считал властным.

— Незнакомцы! — крикнул он. — Будьте добры, остановитесь! Это Трильда, особняк великого мага Шимрода, и он сейчас под моей защитой. Я не знаю, кто вы и что вам надо, поэтому, будьте добры, уходите.

— Мы хотим только немного освежиться, — ответил голос. — Дайте нам кусок хлеба, немного сыра, бокал вина, и мы уйдем.

— Не подходите ближе! Я принесу вам еды и вина, но стойте там, где стоите, а потом идите своим путем. Таковы мои приказы!

— Сэр рыцарь, мы поступим так, как вы приказываете.

Грофине, польщенный, отвернулся, и тут же его схватили и крепко связали кожаными ремнями; так начался кошмар того летнего полдня.

Захватчиков было двое: высокий красивый человек с одеждами и манерами джентльмена, и его подчиненный. Джентльмен был силен и очень ловок; блестящие черные волосы обрамляли правильные черты лица. Он носил темно-зеленую кожаную куртку и черную накидку, на поясе висел длинный рыцарский меч.

Второй грабитель был на два дюйма ниже, и на шесть дюймов толще. Сжатые и перекошенные черты лица, как если бы он все время морщился. На рот спускались мускатно-коричневые усы. Тяжелые руки и тонкие ноги; казалось, что ему больно ходить, и поэтому он шел осторожной семенящей походкой. Именно он пытал Грофине, пока другой, развалясь за столом, пил вино и выдвигал предположения.

Наконец дело было сделано. Дымящийся Грофине висел на балке; уменьшившийся ящик с ценностями вынули из потайного места.

— Пока все хорошо, — объявил черноволосый рыцарь, — хотя Шимрод хорошо спрятал свои сокровища. Но, тем не менее, мы их добыли.

— Счастливый случай. Я работал долго и тяжело. Сейчас я смогу отдохнуть и насладиться своим богатством.

Рыцарь снисходительно рассмеялся.

— Рад за тебя. Всю жизнь ты рубил головы, пытал и сворачивал носы. Зато теперь ты станешь важной персоной, может быть даже джентльменом.

— Только не я. Мое лицо говорит все. «Здесь, — говорит оно, — стоит вор и палач». Так оно и есть: я люблю обе профессии, но больные колени мешают мне заниматься ими.

— Как жаль! Редко можно встретить такие таланты.

— Откровенно говоря я уже не хочу резать животы при свете огня, а что касается воровства... Мои бедные колени больше не годятся для этого. Они гнутся как хотят и громко трещат. Тем не менее я не могу отказать себе в удовольствии иногда срезать кошелек или почистить чей-либо карман, ради развлечения.

— Это и будет твое новое занятие?

— Я поеду в Даут. Там я буду бывать на ярмарках и, возможно, стану христианином. Если я вам понадоблюсь, оставьте слово в Авалоне, в том месте, которое я вам указал.

Шимрод полетел в Свер-Смод на крылатых сапогах. На двери висело объявление:

Земля в опасности и будущее непонятно. Мурген должен покинуть свой уют, чтобы решить проблемы Судьбы. Я прошу прощения у всех друзей и тех, кто придет ко мне за помощью. А тем, кто собирается повредить мне, я не скажу ничего. Они и так все знают.

Шимрод написал письмо, которое оставил на столе в главном зале:

Мало что можно сказать, кроме того, что я пришел и ушел. Мое путешествие прошло согласно плану, но есть неприятности в Трильде. Я надеюсь, что вернусь через год или быстрее, как только восстановлю справедливость. Оставляю на твое попечение все геммы тринадцати цветов.

Он приготовил себе еду из припасов, хранившихся в кладовке Мургена и лег спать на диване в большом зале.

Утром он оделся в костюм странствующего музыканта: зеленая шляпа без полей, украшенная спереди плюмажем из совиных перьев, обтягивающие штаны из зеленой саржи, синяя туника и каштановый плащ.

На большом столе он нашел серебряный пенни, кинжал и маленький шестиструнный каденсис необычной формы, который, почти сам, играл приятные мелодии. Шимрод опустил пенни в карман, сунул кинжал за пояс и повесил каденсис на плечо.

Потом, выйдя из Свер-Смода, он отправился через лес Тантреваллес в Даут.

В сделанной в виде колокола камере — четырнадцать футов в диаметре и семьдесят футов ниже поверхности земли — дни мало чем отличались друг от друга: иногда шел дождь, иногда проглядывал кусочек синего неба, а иногда в еду добавляли лишнюю корочку хлеба. Аилл отмечал ход времени, кладя гальку на полку. Каждые десять камешков в области «единиц» производили один камень в области «десяток». На следующий день после того, как было по девять «единиц» и «десяток», Аилл клал один камень в область «сотен».