Сатиа Корди - Сто дорог одного пути (СИ)

— Тише девочка, тише — прошептал мастер — не сожги себя.

Но Кира его не слышала. Когда все закончилось и она немного пришла в себя, то устало закрыла постепенно приходящие в нормальный вид глаза, и оперлась плечом о стену. Ее лоб покрылся крупными каплями пота. Постояла так немного и открыв глаза увидела перед собой склонившегося кузнеца, протягивающего ей стакан воды. Залпом выпив воду, Кира кивком поблагодарила его и прошептала — это было что‑то невероятное! Такого со мной еще не было.

И опытный мастер, не раз видевший подобное действо, на этот раз полностью был с ней согласен.

С тех пор девушка пару раз в неделю заходила в кузницу, чтобы хоть ненадолго коснуться своего будущего оружия. Она наблюдала как медленно, постепенно, две неуклюжие болванки все больше становятся похожими на мечи. Она чувствовала их все лучше и лучше, ощущала что ее мечи становятся ее частью. Влитая в них сила хозяйки, а так же ее кровь, дала какой‑то толчок, какую‑то необъяснимую силу этим мечам. Она этого не понимала, но как и много чего за последнее время, научилась принимать как данность. С каждым визитом в кузницу ее нетерпение все увеличивалось. Ей до невозможности хотелось взять килоры в руки, ощутить их, услышать, почувствовать, понять. Но она ни намеком, ни словом не пыталась торопить Мастера Атора, потому что понимала что спешка тут совсем ни к чему, потому что есть такие дела, в которых поспешность не допустима.

Лес. Кира любила лес. Любила оставаться там наедине со своими мыслями, и с природой. В этот раз она отправилась туда только с любимым жеребцом. Велир любил такие прогулки не меньше ее, и хоть девушка каждый день по пару часов устраивала ему хорошие прогулки, а то и скачки, но похоже эти прогулки в лес вдвоем с хозяйкой ему нравились еще больше. Вдвоем они с интересом обследовали окрестности, там где лес не был слишком густым, и они спокойно могли проехать. Второе озеро а потом и еще одно Кира нашла случайно, и пришла в восторг. На третьем озере ей понравилось больше всего. Там она спокойно могла искупаться, искупать Велира, и просто посидеть в тишине, не боясь что к нему вдруг вылетит группа резвых учеников академии. Красота этого места завораживала. Озеро было довольно большим и глубоким, дно не слишком илистым. Вовсю квакали голосистые лягушки и какие‑то мелкие зверьки, названия которых она не знала. Обычно Кира садилась на большой, гладкий камень. Велир подходил поближе, вытягивал бархатную морду, напрашиваясь на ласку. Она гладила его, легонько щекотала. Велир фыркал от удовольствия и замирал. Ласковый и нежный со своей хозяйкой, Велир не желал подпускать к себе больше никого, зло скалился, кусался и так и норовил ударить копытом. С трудом терпел других людей, да и то только в том случае если Кира была рядом. Зато с ней аки агнец.

Лето подходило к концу, в воздухе ясно ощущался запах осени, листья на деревьях стали потихоньку раскрашиваться в причудливые тона. В этом тихом месте, Кира часто занималась медитацией. Слушала звуки природы, тихий плеск воды, шум ветра в листве деревьев. Ей нравилось одиночество, и здесь среди дикой природы этого чужого но такого красивого мира, она могла побыть собой, расслабиться, дать мыслям течь свободно. Она отдыхала тут и душой и телом. Хотелось петь, но она уже хорошо знала, стоит ей запеть, как вновь нахлынет боль воспоминаний. Боль утраты. Ведь ее родные так любили когда она им пела. Когда поешь, душа раскрывается как бутон цветка, что‑то внутри рвется на свободу, музыка захватывает унося мысли и чувства в то место, где самое сокровенное. Самое болезненное, или самое счастливое. А в душе Киры так много боли, что невольно раскрываясь, душа устремляется именно туда. И воспоминания лупят так остро, что хочется выть. Говорят время лечит. Нет, не лечит. Просто человек со временем учится жить с этой болью, вот и все. Она тоже научится. Девушка хорошо понимала что научится жить с этим, потому что у нее нет выбора. Но пока еще не время песен. После того как спела для ребят, она петь больше даже не пыталась. Тогда она еле удержалась от крика, удержалась потому, что рядом были чужие. И больше не соглашалась петь, как бы ее ни просили. Только иногда тихонько мурлыкала какую‑нибудь мелодию почти шепотом, но это больше машинально, по привычке.

Забеспокоился Велир, и Кира резко очнулась и прислушалась. Показалось, или она слышала голоса? Погладила коня, успокаивая и вдруг услышала крик. Далекий но такой отчаянный. Мысленно приказав коню ждать здесь, бесшумно скользнула между деревьев. Такому бесшумному хождению по лесу ее учил еще отец, а в академии благодаря тренировкам, такие скользящие мягкие движения, движения воина, стали привычными. Иногда жизнь может спасти тишина. Неожиданность, внезапность, непредсказуемость, просчет ситуации и собственных действий. Кира неслышно неслась по лесу.

Ее взгляду открылась дивная картина. Осторожно выглянув из‑за дерева, она увидела что‑то вроде капища. Поляна. На ней четыре деревянных идола. Такие старые, что покрылись мхом. Расположены строго по сторонам света. А в самом центре между этими идолами, большой плоский камень. На камне лежит связанная девочка, лет десяти, рот заткнут какой‑то тряпкой. Над девочкой тетка, совершенно голая, обвешанная какими‑то шаманскими атрибутами. Бормочет что‑то на распев, занеся руку с ножом над ребенком. Все, дальше Кира рассматривать не стала. В ее душе начала подниматься такая злость, что ей самой стало не по себе, и она скрипнув зубами, заставила себя успокоиться. Ей нужна сейчас ясная голова и холодный разум, а не безумие. Она мотнула головой, чтобы мозги встали на место, резко успокоилась, отстранилась от злости, точно так, как учил ее Мастер Велир, и уже с холодным расчетом одним прыжком оказалась на поляне. Нож — оружие опасное. Нож в руках истинного воина — оружие смертельно опасное. Конечно если воин собирается убивать. Но убивать Кира не собиралась. Рука женщины уже пошла вниз, а Кира находилась немного на неудобной позиции, чтобы повторить такой же бросок, какой сделала спасая эльфа. Женщина стояла к Кире левым боком, и чуть спиной. Поэтому нож полетел в точку нервного узла под коленом. Но не острием, а рукоятью. Нога женщины подогнулась, и она упала, не успев нанести удара по жертве. Кира мгновенно оказавшись рядом, не особо церемонясь не сильно ударила ее в висок, и та потеряла сознание. Уже спокойно она подошла к ребенку. Из глаз девочки текли крупные слезы, ее била дрожь. Кира вытащила кляп, и одним махом перерезала веревки.

— Тише маленькая, все закончилось. Тише. Никто тебя больше не обидит. Успокойся. — Девочка судорожно всхлипывала, кашляла пытаясь что‑то сказать. Ее руки в нескольких местах были разрезаны веревкой, кисти посинели, и Кира осторожно начала их растирать. В остальном малышка вроде не пострадала. — Ну же, не плачь, все будет хорошо, слышишь?