Елена Асеева - Сквозь Пекло

— А…а…а!.. — возопил лонгил еще зычнее. — Жоуынч, жоуынч, жоуынч!

Храбр от крика Чопжу проснулся и сев на ложе тревожно глянул на Святозара, затем перевел взгляд на лонгила и вопросил:

— Чего он кричит?

— Кричит, чтобы его спасли, — засмеявшись, молвил Лыбедь и улегся на ложе.

— А, от кого, — беспокойно обозревая полутемное подземелье, и не видя там никакой опасности, поинтересовался Храбр.

— Судя по всему от меня, — ответил Святозар и принялся укладываться на ложе подле Храбра.

— От тебя, — замотав головой, как бы отгоняя сон, переспросил наставник.

— Ага, от меня, — зевнув, пояснил наследник и укрылся сверху телогрейкой. — Мне его вера не понравилась. И, вообще, если он продолжит так кричать и шептать, придется мне, что-то сделать, потому что я при таких воплях точно не усну… Храбр, я так устал, ну скажи ему, чтобы он замолчал, нельзя же так кричать, в самом деле.

— Эй, Чипжа, Чипжа, — окликнул лонгила наставник.

Святозар и Лыбедь громко засмеялись.

— Чопжу. Храбр, его зовут Чопжу, — поправил наставника Святозар.

— А, все для меня едино чи Чипжа, чи Чопжу. — Смущенно произнес Храбр, и, поправившись, добавил, — Чопжу, ты там шепчи тише, а то наследник устал, а при таком шуме и верно уснуть тяжело.

Лонгил хоть и не откликнулся, но услышав просьбу Храбра зашептал тише.

— Они все же не злобный народ, — зевая, проронил Лыбедь. — Добрые они люди, тока беда с этими ихнями молитвами.

Все последующие дни пребывания в темнице слились для наследника и его путников в одни сплошные полутемные сутки. В подземелье, где не было солнца, и царил вечный полумрак и сырость, день и ночь не сменяли друг друга, а изредка приходящие гомозули приносящие жидкий, пустой навар для темничников, да меняющие факелы, не разговаривали ни с кем и даже не отвечали на вопросы наследника. Святозар первое время развлекал всех в подземелье, покрывая стены пещеры лазурным сиянием, который горел хотя и не долго, но приносил в подземелье свет, да радовал темничников. Лонгил Чопжу молился так часто, что стал выводить из себя не только Святозара, но даже Храбра и Стояна.

Гатур появлялся в подземелье еще реже, и когда наследник спрашивал его о царе Гмуре, злорадно отвечал, что тот не прибыл, и в то же время беспокойно поглядывал на темницу где сидел Звенислав, и на лазурный свет на стенах подземелья. Но чем дольше длилось заключение, тем более раздражительным становился наследник, и все чаще ему стало казаться, что Гмур уже давно в городе и просто ему, лживый Гатур не сообщил о Святозаре. Подогревая себя такими мыслями, наследник не выдержал и как-то, когда в очередной раз гомозули притащили железную бочку с наваром, а Гатур пришел, злорадно посмеиваясь смотреть на темничников, громко закричал на него, и как когда-то пинал Звенислав дверь, так и сам принялся ее ударять. Темница, не ожидающая такой мощи, стала сотрясаться, скрежетать и скрипеть.

— Где, где, Гмур! — кричал наследник. — Сейчас я достану меч моего Бога и отца и разрублю напополам эту темницу, а потом схвачу тебя за бороду и потащу к твоему царю. И сейчас же принеси мне и моим людям еду… Еду, слышишь Гатур, а не эти помои… Не хватало еще, чтобы я наследник престола славной Восурии, человек, которому твое племя обязано жизнью, словно пес лакал этот навар.

Гатур увидев разбушевавшегося Святозара, которого не могли успокоить ни Стоян, ни Храбр, развернулся и побежал к каменной площадке следом за ним, бросив железную бочку с еще не розданным наваром, также быстро поспешили гомозули, на ходу испуганно оглядываясь.

— Святозар, успокойся сынок, — тихо уговаривал его Храбр, видя, что разгоряченный наследник кинулся к ложу за мечом. — Мальчик, успокойся, ну, чего ты, погоди…

Наследник достал из ножен светящийся желтоватым светом меч, положил его на ложе и тяжело задышал, стараясь успокоить себя и остудить молодую горячую кровь.

— А…а…а!.. — нежданно возопил Чопжу, и, упав на колени, пополз к правому углу держа в руках своего деревянного божка.

Он поставил чурбана на прежнее место на пол и принялся шептать: «Нынышу хуычын — тыйчтын, тыйчтын, тыйчтын!»

— Ох, — негромко заметил Храбр, и постучал по спине лонгила ладонью. — Чопжу, ну тока не сейчас.

Лицо Святозара покрытое красными пятнами, побледнело. Он глянул на кланяющегося перед чурбаном Чопжу, скривил губы, и, протянув руку, вперед, направив ее на божка, беззвучно шевеля губами, зашептал заговор. И в тот же миг деревянный чурбан лонгила покрылся лазурным светом и засиял. Мгновение… и сияние стало покидать тело и руки божка и всасываться в дырявые очи и рот. Еще кажется морг и у деревянного чурбана уже лучились лазурью лишь глаза и рот. В очах внезапно завертелся лазурный свет, он вертелся по кругу по первому медленно, но постепенно все, убыстряя и убыстряя завитки, и резко остановившись, образовал два, точно нарисованных лазурных глаза. Деревянные веки над очами дрогнули и закрылись, однако вмале сызнова открылись и посмотрели прямо на затихшего, в немом восторге, лонгила. А продолжающийся светиться лазурью рот, погодя тяжело и коряво зашевелился, заскрипел и сомкнулся. Совсем немного рот чурбана был закрыт, но потом, также скрипя и неестественно растягиваясь по краям, разомкнулся. Какое-то время он был недвижно раззявлен, и внутри него нежно горела лазурь, а после рот опять начал закрываться, при этом пытаясь, что-то сказать, и посему очерченные по дырке, тонкой лазурью, губы изогнулись полукругом. Одначе сказать у божка не получилось. Впрочем, чурбан настойчиво шевелил губами, растягивая их в разные стороны, выгибая дугой и складывая в дудочку, и слышался тихий скрип и скрежетание. При этом божок часто мигал своими деревянными веками, то прикрывая, то открывая лазурные очи, словно помогая тем самым скорее разработать губы, и вскоре освоившись со своими устами, вымолвил на чистом восурском языке:

— Не грешен ты, не грешен Чопжу… Прекрати меня мучить своими молитвами, а то я сейчас же обращу тебя в землю.

Чопжу молча, взирал на божка, а засим задом, на коленках, все еще прижимая тело к полу, приподняв над ним лишь голову, и не отводя изумленного взгляда от говорящего рта чурбана, пополз от него к ложу.

— Поднимись, Чопжу, — вновь скривив губы сказал божок. — Сам подымись и меня подыми так как мне здесь. — Чурбан вытянул вперед губы, и издав, что-то похожее на «бр. р…р. р», добавил, — сквозит мне тут по полу.

Чопжу кивнул головой, поднялся на ноги, испуганно поглядывая на божка и сложив вместе руки на груди, замер.

— Ну, чего, ты, Чопжу, — промолвил божок. — Бери меня скорей, на руки, али ты хочешь, чтобы я захворал?