Владимир Васильев - Чужие миры [ Авт. сборник]

Вишена угодил песиголовцу точно по мохнатому уху, и тот взвыл, от боли да от досады. Правильно учил отец — дерешься на мечах, руки-ноги тоже не забывай! Здорово помогает.

Бз-зиннь! Бз-зинь! Гец!

Кулаком между глаз! Хоть бы не куснул, зараза. С него станется. Сверху-сбоку, сверху-сбоку, лезвием. Успеваешь, песья морда? На тебе с вывертом!

Лязгнув, вражий меч улетел в кусты, и песиголовец отступил, растопырив руки да прижав уши.

— Ага! Испужался, отродье? — Вишена убрал меч в ножны. — Ну, иди сюда! Поглядим, каков ты на кулаках!

Но песиголовец вдруг развернулся, вознамерившись юркнуть меж тесно стоящих стволов. Удирать навострился. Да не тут-то было!

Ловкая подсечка — и вражина ткнулся мордой своей собачьей в прелые листья.

— Что, не по нраву? — спросил Вишена с издевкой. — Будешь знать, как по ночам в кустах шастать да подкрадываться.

Песиголовец тем временем поднялся и бросился на Пожарского, зарычав еще громче и злее, чем вначале. Рычал он, надо все же отметить, совсем иначе, нежели собаки. Есть ведь разница между речью и песней?

Вишена согнул руки, отвел прямой удар, уклонился от бокового и умело, от души залепил противнику ногой по треуглой голове. Только ноги взбрыкнули! Гляди-ка, приподнимается! Живуч. На тебе еще!

Твердая ладонь угостила вражину промеж ушей, тот упал, на этот раз окончательно.

— Не убей его, Вишена. А то мы двоих сдуру уже зарубили, — сказал вдруг Тарус, хватая Пожарского за руку. — Поспрошаем, глядишь, чего и скажет.

— Ну да! Неужто эта погань по-нашему разумеет? — не поверил Вишена.

— Да кто ж его собачью душу знает?!

Вокруг собрались уже все путники, разбуженные шумом. Роксалан с Купавой занялись раненым Дементием, венеды скопом скрутили пленника, да тот и не упирался. Висел, ровно тряпка, Вишена из него дух вышиб напрочь.

— Ловко ты его! — с завистью молвил Яр, пожирая Вишену восхищенным взглядом. — Что это?

Вишена усмехнулся:

— Это? Борьба такая, без оружия. Спас называется. Отец научил!

— А меня научишь?

— Научу, коли впрямь захочешь. Дай только Книги найти. Лады, хлопче?

— Лады, Пожарский!

Вернулись к кострам. Боромир заворчал на Вишену, скорее для порядка, чем всерьез:

— Орел, так тя… Меч в ножны — и ну кулаками махать! Ярмарка, что ли? Где ж это видано, без оружия драться?

— Ладно, Непоседа, не бурчи. Я ж у него меч выбил.

— Ну и что? Огрел плашмя или рукояткой по башке, да и дело с концом. А то — Спас, отец научил… Плохо учил, так тя…

Тарус возился с песиголовцем. По-людски тот не соображал ни бельмеса, как и полагал Пожарский с самого начала. А жаль.

— Ладно, — сдался наконец чародей после получаса безуспешных попыток найти общий язык. Песиголовец только рычал да скалил зубы. Клыков у него, кстати, почти и не было видно. Маленькие, чуть поболе остальных зубов. Да и вообще, зубы совсем не собачьи, ближе уж к человеческим.

— Свяжите его, чтоб не удрал. На рассвете отпустим.

— Отпустим? — удивился Боромир. — Это еще зачем?

— Не убивать же его? — ответствовал уверенно чародей. — С мертвого какой прок? Вернется к своим, расскажет, так, мол, и так, задали нам жару, еле живот сберег. Другой раз поостерегутся соваться.

Боромир махнул рукой:

— Будь по-твоему. Голова ты, Тарус-чародей. Ох, голова!

На том и разошлись. Выставили часового на всякий случай, и на боковую. Однако на этом приключения сей беспокойной ночи не завершились. Спустя час Пристень-часовой вновь поднял тревогу: к костру невесть откуда выбрел дикий злющий упырь. Здоровущий, глаза красным полыхают, что твои угли, клыки наружу, когти — что у медведя, страхолюдина, ей-право… С таким в одиночку встретиться, хлопотне оберешься.

— Огнем, огнем его, братцы! — командовал Тарус.

Братцы живо похватали пылающие ветви и окружили упыря; Тарус нащупал старинный амулет в виде человеческой ладони, наложил защитное заклятье и отослал упырину на запад, к бездонным омутам речки Векши. Пущай поплавает! Убрел сбитый с толку вурдалачище, вращая глазами да сопя.

— Тьфу ты, пропадь! Отоспаться не дадут, вражьи дети, — проворчал Боромир, возвращаясь к костру. — Гоняй их по ночам, словно дела больше нет.

С рассветом кое-кого было не растолкать — умаялись ратнички. Однако с грехом пополам наладились в путь-дорогу.

Пленника-песиголовца отпустили. Боград, разрезая ему путы, приговаривал, хоть и знал, что его не поймут:

— Так и скажи сброду своему несусветному, мол, не ваше это собачье дело — за Книгами ходить! Уразумел, ушастый?

Песиголовец щурился на свет и недоверчиво косил глубоко посаженными маленькими глазками, не веря, что свободен. Меч его подобрал Омут и спрятал в суму-чехол; два других взяли Славута и подраненный Дементий. Клинки были старые, добротные, но чересчур узкие и длинноватые.

— Чудно! — вздыхал Боград. — Одет вроде по-людски, руки-ноги на месте, даром что мохнатые. И — на тебе! — такая рожа. Что за твари эти песиголовцы? Чудно, одним словом.

— Чего только на белом свете не бывает, — вздохнул вслед за Боградом Роксалан, басом, низким и раскатистым.

Выступили, все еще обсуждая это странное создание — впервые ведь увидали такого. Раньше Лойды и окрестных земель достигали лишь смутные, искаженные до неузнаваемости слухи о собакоголовых. Ожидали, что окажутся они пострашнее. Не сравнишь с вовкулаками — вот те воистину чудища!

Мало-помалу приближались к болотам. Около полудня захлюпало под ногами, стали попадаться обширные желтые моховища.

— Морошки будет сей год — страсть! — заметил довольно Омут, большой до морошки охотник.

След датов весьма уверенно вывел к берегу Миги-реки и чуток свернул к северо-западу.

— Ну, чародей, — кисло молвил Вишена, — видать, знают они тропку твою счастливую…

— Не говори «Гоп»… — ничуть не смутился Тарус. — Еще не вечер, Пожарский. Поглядим, кто кого.

У Каменного Брода переправились на левый берег Миги. Первая полоса болот осталась за рекой; дальше пошло каменистое голое всхолмье, оттененное с севера и востока зубчатой стеной хвойного леса. Следы на твердой, усеянной ледниковыми валунами почве мудрено было разглядеть, однако следопыты свое дело знали и вели без задержек. Даты быстро оставили реку, вновь устремляясь на север, в леса. Бор, крепкий, медный, ядреный поглотил и беглецов, и преследователей.

Степняки-венеды, выросшие в седлах, часто вздыхали: «Коней бы…» Да где их возьмешь? Шли все в стороне от селений, западнее. Границы родных земель оставались справа, за лесом и болотистыми равнинами.

Конское ржание услыхали под вечер. Боград мигом насторожился и известил Таруса с Боромиром.

— Тут нигде в округе селений нет ближе чем в Чикмасе. Отряд это чей-то, — уверенно сказал Боромир.