Светлана Тулина - Страшные сказки для дочерей киммерийца

Ну-ну.

Конан навалился на дверь плечом и как следует поднапрягся. В толстой дубовой доске что-то надрывно хрустнуло, но этим дело и ограничилось — строить в Асгалуне умели прочно и надежно, на века, можно сказать. Ну что ж, не больно-то и хотелось. Конан пнул напоследок строптивую дверь пяткой — просто так пнул, от души и для порядка. И прошёл во вторую комнату. Дальнее окно выглядело наиболее привлекательным. Мало того, что оно было подходящих габаритов, так ещё и располагалось удачно, насколько, конечно, запомнил он вид внешней замковой стены. Там снаружи идёт такой хороший орнамент, будет куда поставить ногу.

Подумав немного, он разулся и сунул сапоги в пристроенный на спину мешок. Сапоги в таких делах только мешают, он усвоил это ещё в дни буйной шадизарской юности. Вскочил на подоконник, прикидывая, не облегчить ли себе спуск при помощи двух-трёх связанных крепкими узлами штор, но решил, что овчинка не стоит выделки. Спуск по стене — дело тонкое, это вам любой вор скажет. И не дело, если во время спуска твои манёвры чем-то ограничены, пусть даже и страховкой. Именно пристрастие к излишней осторожности и сгубило многих опытных ребят, так что не будем им уподобляться.

Он присел, протискиваясь боком через всё-таки несколько узковатый проём и совсем уже собираясь аккуратно выдавить себя наружу, когда во внешний край подоконника вцепилась окровавленная рука.

Приключение переставало быть интересным, постепенно становясь всё более и более неприятным. Есть, оказывается, кое-что куда неудобнее, чем беготня в платье. И унизительнее.

Это когда тебя в этом самом платье швыряют поперёк седла. И везут так всю дорогу, придерживая рукой. Словно жертвенную овцу. Или вообще неодушевлённый тюк с не слишком ценным товаром — ценный не стали бы так трясти, поберегли бы. А всё потому, что в платье, видите ли, невозможно нормально сесть верхом. Неприлично, видите ли. А подходящих дамских сёдел у шушанского короля, этого отродья Зандры, чтоб ему всю после-жизнь целовать раскалённую сковородку, не имеется. Он даже извинился, отрыжка Нергала, пёсье семя, дерьмо двуногое, чтоб его демоны на серых равнинах вот так же пузом о камни…

Лайне пребывала в крайне скверном расположении духа. А попробовали бы вы сами пребывать в ином его расположении, ежели дух этот из вас буквально каждый миг выбивает жуткой тряской?! Казалось бы, на просёлочной дороге скачка должна быть куда более ровной, чем на мощёных булыжниками городских улицах, так ведь ничуть не бывало! То ли лошадь больная попалась, не умеющая скакать ровно, то ли дороги здесь сплошь в колдобинах. Вот, опять… о-ох… чтоб тебя самого так приподняло и так же вот шваркнуло когда-нибудь, и желательно — поскорее, непристойный звук, изданный Адонисом после особо сильной попойки!

Если раньше Лайне шушанский король просто не нравился, то теперь она его по-настоящему возненавидела. И уже почти что готова была убить.

Ножны на голенище сапога — штука хорошая. Лайне и сама о таких давно мечтала, но попробуй уговорить отца на что-то, действительно нужное. Особенно, если отец у тебя киммериец, известный своим упрямством на все королевства! Ведь любому умному человеку понятно, что нож на поясе — это как бы на показ, типа «смотрите, что у меня есть!», а ежели на сапоге, то, опять же, любому ясно — для дела. Удобная, короче, штука. У тебя всегда под рукой, а постороннему не то что достать затруднительно, но даже и заметить не всегда получится.

Только не в том случае, конечно, если ногой в этом сапоге ты время от времени придерживаешь перекинутую через седло пленницу, давая руке отдохнуть…

Завладеть кинжалом оказалось несложно. Селиг даже не заметил. Тоже мне, воин! И зачем только такому вот дельные ножны на сапоге понадобились, спрашивается? Ему вообще достаточно его деревянного меча! Как раз подходящее для него оружие. Угрызения совести или там сомнения Лайне не мучили — она знала, что из такого неудобного положения поразить молодого шемита насмерть у неё всё равно не получится. Так, поранить только да внимание отвлечь. А большего и не надо. Уж скатиться с лошади, ничего себе при этом не поломав, она как-нибудь сумеет и в платье.

Забавно было бы ткнуть его в то место, где спина заканчивается, но тянуться слишком далеко. Да и вообще — это не очень-то и больно выйдет, может не отвлечь, а камень срабатывает только один раз, потом уже человека на него не поймаешь. «Камень по кустам» — это отец их так называет, разные хитрые штучки, при помощи которых легко отвлечь внимание. Сам он — великий мастер кидать такие камни, без подобного умения ни один вор долго не проживёт, особенно в Шадизаре. Но то, что ниже спины расположено — не слишком-то чувствительная часть тела, это Лайне по себе знает. У отца рука тяжёлая, а всё равно не так уж и больно. Лучше всего воткнуть кинжал в бедро, во внутреннюю поверхность, там самое болючее место. Даже Чёрные драконы иногда ойкают, если там щипнуть, особенно, если щипнуть неожиданно. Проще, конечно, вообще лошадь пырнуть, тем более, что эта зандрова отрыжка скакать толком не умеет, сколько от её неумелого аллюра натерпеться пришлось. Только её всё равно жалко. А Селига не жалко ни чуточки, так ему и надо, мерзкому помёту вонючего демона из самой глубокой преисподней! Ткнуть его посильнее, а самой — в кусты. В лесу этот горожанин, да ещё и раненый, её нипочем не поймает! От города пока ещё не слишком далеко отъехали, к утру вполне обратно дойти можно, даже если не по дороге. Да и отец сидеть на месте не будет, наверняка искать начнёт. Может, уже начал. Главное — его дождаться, и всё будет в полном порядке. Он страшно обрадуется, потом так же страшно рассердится, а потом, возможно, даже подарит арбалет раньше назначенного срока. Ведь Лайне так старалась! Вела себя почти совсем как Атенаис.

Нда?

Атенаис, между прочим, никогда не ткнула бы кинжалом человека только за то, что он ей неприятен…

Лайне на миг даже дышать перестала. Зажмурилась, стиснув чужой кинжал так, что стало больно пальцам. Но ведь если она никому ничего не расскажет — то никто ничего и не узнает, верно? Вряд ли этот шушанский царёк начнёт налево и направо трезвонить о том, что его провела и даже ранила какая-то девчонка. Правда ведь? Да и не станет отец слушать того шемита, будь он хоть трижды король, который попытался украсть его дочку! Мало ли что он как бы вроде спасал, а вот скажу — что украл, да ещё и угрожал при этом… И кто докажет, что это не так? Никто ничего не видел, и, значит, никто ничего никогда…

«Значит, честь и слово моей дочери зависят лишь от того, видит ли её кто-нибудь из посторонних? Значит, если её никто не видит, моя дочь может совершить любую подлость и нарушить любое обязательство? Так, значит?..»