Алия Якубова - Душа Ужаса. Мозаика осколков души

— В смысле?

— Ну он же был вроде царя или вождя, и вот какая-нибудь из наложниц поймет, что от него понести никак не получается, залетит от другого, потом представляет ребенка как наследника. Правда, он пресекал это довольно жестко — казнил изменницу, а ребенка помещал в нечто вроде приюта.

— И часто такое случалось?

— Ну, из подобных деток можно было сформировать целый полк, так что суди сама.

— В принципе, за тысячу лет не так уж и много, хотя тенденция поражает.

— Вот именно. Еще изредка в окружении Деймоса появлялись воительницы, но к ним он никогда не испытывал влечение. Вообще, скажу сразу, женщина может возбудить его тело, но не душу.

— Уверена?

— Более чем. Все сильные переживания, которые Деймос почему-то избегает называть любовью, у него связаны с мужчинками. Вот только именно сердечные привязанности кончались трагически.

— Вот с этого места, если можно, поподробнее.

— Можно, ты же знаешь, как я могу прочувствовать партнера, особенно если он и не думает закрываться.

— Знаю.

— Так вот, первая сердечная привязанность у Деймоса возникла к вампиру, обратившему его. Насколько я поняла, он вообще был первым, кто отнесся к Деймосу по-доброму, с заботой и нежностью, так что его сердце не могло не растаять.

— Но с этим вампиром что-то случилось?

— Да, я очень ярко видела его смерть, и это до сих пор причиняет боль Деймосу. Его убил тот, кому Деймос служил, потом твой подопечный убил его, и неожиданно для себя стал вождем. Честно сказать, хозяин Деймоса был, похоже, садистом-параноиком и малость не в себе.

— Малость?

— Мне кажется, это у него прогрессировало с возрастом.

— Что ж, это вполне закономерно. И, учитывая, какое царство досталось Деймосу, не удивительно, что он практически не изменился, — вздохнула Менестрес.

— Да, еще один момент: у твоего нового подопечного почти отсутствует чувство самосохранения. Полезное качество для телохранителя, но настораживающее для вождя.

— Согласна.

— Заглядывать в него оказалось по-настоящему больно. Его столько раз пытались убить! И ведь убили бы, будь это человек.

— Знаю.

— Его мысли?

— Да. Он почти не закрывается, а когда мы его нашли, нужно было понять, кто он такой. Но мысли не передают эмоции так ярко, как твой способ.

— Да, и иногда это благо.

— Деймос настолько плох?

— Он переполнен болью и самообвинениями. Эта последняя любовь его сильно надломила.

— Мужчина?

— Да, почти мальчик, и полная противоположность первого. Деймосу долго было не по себе, что его так заворожил собственный пленник.

— Хм…

— Парадокс в том, что любовное насилие ему чуждо и не доставляет никакого удовольствия. Это при его-то образе жизни!

— Думаешь, это с чем-то связано?

— Да. В его юности, еще человеческой, был какой-то жуткий эпизод, но Деймос так тщательно похоронил его в своей памяти, что я побоялась так уж откровенно копаться.

— Правильно сделала. Не стоит подстегивать его подозрительность. Что-то еще?

— Пожалуй, все. Деймос нестабилен, и его может утянуть во многие крайности. Нужно что-то сделать с этой болью.

— Ты права. Я уже думала об этом.

— Да, и еще. Вряд ли его можно прельстить женскими прелестями, чтобы излечить душу. Если он и сможет кому-то открыться, так только мужчине. Но не Димьену.

— Что с ним не так? — насторожилась Менестрес.

— Все так, только они слишком похожи, и это будет их скорее отталкивать. К тому же он твой телохранитель, а Деймосу нужен кто-то свободный, не обремененный связями. И с определенными талантами.

— Я понимаю, куда ты клонишь, Церес.

— Хорошо. Очень хочется надеяться, что у Деймоса все получится.

— Он запал тебе в душу?

— А кому бы нет? Ты же видишь, какой он! Настоящая дикая красота и мощь, даже сейчас, учитывая его состояние!

— Понимаю.

— Но не разделяешь? — лукаво усмехнулась Церес.

— Ты знаешь мой довольно прагматичный взгляд на такие вещи.

— Разум всегда впереди сердца?

— Да, я же королева.

— Но не отшельница же!

— Нет, не отшельница, — двусмысленно улыбнулась Менестрес.

— А, вот оно как!

В глазах Церес немедленно появилось нечто такое, заставившее подумать о мягком сумраке спальни и сплетенных телах на кровати.

— Искушаешь? — Менестрес могла улыбаться не хуже.

— Нет, просто обозначаю свою позицию, — еще одна не менее обворожительная улыбка. — Надеюсь, она угодна Вам, госпожа?

— Угодна.

Подобные разговоры велись между ними не в первый раз, и Менестрес не имела ничего против и их… продолжения. Порой можно и отставить на второй план ту огромную ответственность, что всегда давит на Владычицу Ночи, и вспомнить о более приземленных и приятных вещах.

Еще через неделю Церес уехала, умело сделав так, чтобы в глазах Деймоса это не походило на бегство, а казалось естественным ходом вещей.

Некоторое время после отъезда подруги Менестрес еще пристальнее приглядывалась к своему подопечному, но никаких депрессий и угнетенных состояний сверх обычного с ним не происходило.

Лишь много позже стало понятно, что Церес так и не смогла хоть сколько-нибудь улучшить его состояние. Жажда жизни истекала из Деймоса незаметно, по песчинке, но неуклонно. Вампиром все больше овладевала апатия, и все усилия королевы его растормошить казались напрасными. Нужны были экстренные меры, и самолично прибегать к ним Менестрес не хотела, опасаясь, что в итоге сделает лишь хуже.

Видя все это, Димьен в очередной раз сказал своей госпоже:

— Может, не стоит так себя изводить, а просто принять все как есть?

— Я не хочу смириться с тем, что Деймос фактически выцветает, как старая краска! — довольно резко ответила Менестрес.

— Но если он сам к этому стремится, то, возможно, ему стоит помочь именно в этом?

— Нет. Это слишком легко и очень похоже на капитуляцию. Я собираюсь бороться, пока не иссякнет последняя надежда.

— Ты чувствуешь себя виноватой перед ним? — ошарашено догадался Димьен.

— Да.

— Но почему?

— Больше тысячи лет, Димьен! Только вдумайся в эту цифру! Более тысячи лет одному из моих детей было плохо, а я узнала об этом только сейчас.

— Но не ты же его создала.

— Это неважно, понимаешь? Он вампир, а значит, мое дитя.

— Нельзя же отвечать за всех.

— Это мой долг, — просто ответила Менестрес, и Димьен как-то сразу ощутил, что так оно и есть, что все они часть чего-то единого, но не страх почувствовал при этом, а спокойствие, и вместо дальнейших убеждений госпожи лишь спросил:

— Что ты собираешься делать дальше?

— Постараться исполнить задуманное. Скоро к нам прибудет еще один гость.

— Кто?

— Я уже говорила о нем. Кажется, вы лично незнакомы, но я весьма наслышана. Тот, кто когда-нибудь станет Черным Принцем.