Далия Трускиновская - Люс-а-гард

— Это, конечно, мысль — закинуть браслет в окно! — стал соображать монах. — Только что теперь от него пользы? Или он у вас действительно колдовской?

— Колдовской, колдовской! — утешила его Люс. — Давай, веди меня к окну!

Но монах отодвинулся и показал ей сразу две фиги.

— Ты спятил, братец Тук? — изумилась Люс.

— Дурное волшебство отгоняю, — объяснил монах. И просидел со своими фигами довольно долго.

— Ну, отогнал? — спросила Люс.

— Кажется, да, — не совсем уверенно отвечал он. — Про колдовство ты нашего настоятеля спроси! Он книгу про черную магию читал. А мы по-простому…

— Будь ты неладен! — вдруг вспомнила Люс. — Фиги — это против дурного глаза! А против колдовства — всякие амулеты и ладанки! Хватит сидеть тут с фигами, ничего ты путного все равно не высидишь! Пошли в Блокхед!

С виду башня, куда заперли Свирель, и впрямь казалась неприступной — но не для Люс. По стене ходил часовой, и его капюшон мелькал в узких щелях между зубцами. Стена была довольно высока, опять же, и ров с тухлой вонючей водой, наводившей на мысли о канализации, был футов двадцати в ширину. Но лорд Блокхед и сэр Арчибальд, приказывая посадить Серебряную Свирель в башню, проворонили одно уязвимое место.

Башня была угловая, четырехугольная, и одна ее стена, основание которой тонуло в грязном рву, часовым совершенно не просматривалась. Разумеется, если бы на замок напало войско, кто-то, сидя в самой башне, наверняка контролировал бы и эту стенку. Но сейчас все, очевидно, решили, что она достаточно защищена рвом, и даже воспользоваться лестницей пленница не сможет — окно забрано мощной решеткой, сквозь которую и ребенку не протиснуться.

Изучив окрестности, Люс приняла решение.

— Послушай, братец Тук, — сказала она. — А можешь ты срубить деревце такого роста, чтобы перекинуть его через ров?

— Срубить, ты уж прости, нечем, — отвечал монах. — Да ты не горюй, я с ним проще разделаюсь! Я его из земли выворочу!

Люс знала, что он не шутит.

— Ну, пошли в лес выбирать деревце.

Выбрать было несложно. Очень скоро братец Тук с молодой сосенкой на плече и Люс вернулись ко рву.

— А перекинь-ка мне эту сосеночку через ров, — сказала Люс. — Если только ее хватит…

— Будь спокойна, голубка, — обнадежил монах и, конечно, оказался неправ. Хватило впритык, так что перейти по такому мосту на ту сторону рва могла бы только киска.

Братец Тук предложил было сбегать за другой сосенкой, повыше. Он не хотел, чтобы такая прелестная женщина искупалась в канализационном рву.

Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!

Такая мелочь, как нехватка двух футов ствола, ее не могла напугать.

Братец Тук, повинуясь приказу, уселся на корневище и даже вцепился в сосенку обеими руками. Его немалый вес должен был впервые за всю интересную жизнь монаха принести хоть какую-то пользу.

Монах, при всех своих познаниях, не мог догадаться, что Люс, побывав недавно в Японии, не обошла вниманием один горный монастырь, где набирались ума-разума «цветы смерти»— женщины-ниньзя. Она много чего набралась в этом монастыре.

Монах громко ахнул, увидев, как Люс стремительно пробежала по стволу, приникла к подножию башни, распласталась по стене и, используя малейшие неровности кладки, шустро поползла вверх.

От неожиданности он выпустил из рук корневище, и оно шлепнулось в воду как раз тогда, когда Люс только-только коснулась рукой стены. Шлепнулась сосенка, разумеется, с громким плеском, распугав лягушек.

Между зубцов появилась физиономия часового. Он выглянул, но устройство стены мешало ему увидеть, что делается во рву. Зато коричневую рясу в кустах он заметил. Свистнула стрела — но монах, готовый к таким неприятностям, ловко схоронился среди камней. Стрела отлетела от валуна. Часовой наложил на тетиву еще одну — но братец Тук не стал дожидаться обстрела и пополз кустами прочь. Ползал он, невзирая на пузо, вполне прилично.

Люс, не обращая особого внимания на все эти события, ползла себе по стене и почти добралась до длинного и узкого окна, но ей здорово мешал выступ под ним. Рука не дотягивалась до верхнего края, образующего карниз. К тому же, Люс не знала, занимает ли свирель все помещение внутри башни, или оно перегорожено, стоит ли лезть именно в это окно, или лучше переползти к соседнему. В сущности, Люс хотела одного — переправить Свирели браслет. Правда, для себя она пока не видела путей к отступлению, но ведь в самом крайнем случае и она могла, набрав аварийный код, преспокойно вернуться в свое время.

Нужно было подать Свирели знак. Был только один способ — но Люс предпочла бы схватку с отрядом ниньзя. Она немного повисела на стене, считая варианты, но ничего путного не насчитала.

Дело в том, что прославленная А-Гард всю жизнь обходилась без музыкального слуха, а голос был вполне приемлем для беседы, и не более того… Бабушка Диана даже как-то выразилась в том смысле, что наилучшее употребление для этого голоса — во время голосования за президента. После чего бабушка и внучка дня два не разговаривали, но помирились — ведь Диана сказала чистую правду.

Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!

Она собралась с духом и запела.

Вся ее надежда была на неотесанный музыкальный вкус двенадцатого века.

— Как ярко светит после бури солнце! — вывела Люс на скверном итальянском языке. — Его волшебный луч землю озаряет!

— И к новой жизни сердце пробуждает! — торопливо отозвалась из башни Серебряная Свирель. — Как ярко светит после бури солнце!

И она запустила такую колоратурную трель, что любой концертный зал разразился бы длительной овацией.

Для часового в этих странных звуках не должно было быть ничего удивительного — судя по донесению братца Тука, весь Блокхед-холл знал, что отравительница-итальянка больше поет, чем говорит.

Люс надеялась, что в окошке появится голова Свирели, но голова что-то медлила. Зато раздалось кряхтенье.

— Марианна! Марианна! — шепотом позвала Люс. — Ты чего это там? Давай, высовывайся!

— Я не могу, — таким же взволнованным шепотом отвечала Свирель. — Я застряла!…

Оказалось, что оконная ниша изнутри была шириной чуть больше фута, и фута в три глубиной. Естественно, пышный бюст и прочие формы помешали Свирели даже коснуться пальцами решетки, а не то что выставить голову.

Люс подивилась толщине стен, но делать нечего — она стала соображать, как бы из неудобного положения, да еще через выступ, закинуть браслет в башню. Ее смущало то, что она не видела решетки. Между тем Свирель торопливо рассказывала, как именно ей сообщили, что она отравила леди Лауру, с какими криками ее поволокли в башню и что ей бросили на обед.

— Меня совершенно не интересует твой обед, — сердито сказала люс. — Тебе вообще полезнее было бы обойтись без обеда. Ты лучше с самого начала расскажи, что было той проклятой ночью. А я пока попробую подобраться поближе к решетке.