Далия Трускиновская - Нереал

Я задумался о костюме и о том, сколько денег привезет Бродяга. Не может же он столько времени пропадать и явиться совсем пустой! А я что же — я подожду

Я не стану ввязываться во всякие мелочные затеи со здешней шушерой. Они — плоские и ничего не понимают в МУЖСКОМ ДЕЛЕ. Я им такой план предложил! Идиоты. Кретины.

Нет, лучше я сейчас все продумаю — какой костюм и какие туфли выберу, а главное — какую машину!

Я стал переключать каналы в надежде, что сейчас покажут машины. И вдруг увидел то, от чего едва не выронил пульт.

— Брич... — позвал меня Бродяга. — Все кончено, Брич, уходи... Я прикрою...

Лицо его было в крови, волосы всклокочены.

— Бродяга! Что с тобой. Бродяга?! — заорал я.

— Зря я тебя с собой взял... — ответил он, и каждое слово давалось ему с огромным трудом, и я понял, что он умирает.

Но он не имел права умирать! Это что же — он там умрет, а я останусь тут без цента за душой?..

— Прости меня, Брич... — прошептал Бродяга. — Ты был хорошим товарищем... Прости... Беги!.. И потерял сознание.

Я увидел его — распростертого на песчаном холме, за невысокими и редкими кустиками. Он лежал, просунув дуло пистолета, и делался все меньше, и стало видно сверху, что к этому холму подбираются рейнджеры.

— Держись, Бродяга! — крикнул я.

Где-то тут валялись гантели толстухиного мужа... Я быстро выкатил их из-под тахты. Там началась стрельба.

— Ну, вы, родные! — сказал я рейнджерам. — Бродягу я вам так просто не отдам!

И что есть силы треснул гантелью по телевизору. Прямо по экрану!

Внутри грохнуло, и дыра выплюнула осколки. Один царапнул меня по щеке.

Бешенство!

Эта дрянь еще и плюется!

Я раздробил гантелью боковую стенку и какие-то железки, я отошел, примерился, и ногой скинул телевизор на пол. А кучу осколков на полу я еще немного потоптал.

— Сволочи! — сказал я рейнджерам. — Это вам за Бродягу...

И задумался.

Это что же получается — его больше нет?

А кто же придет сюда за мной? Кто принесет деньги? Кто вытащит меня отсюда и возьмет в другую жизнь, где все мужчины — крутые, а все женщины — двадцатилетние? Кто?!

Нет.

Так быть не должно.

Мне показалось.

Возможно, меня обманули.

Я сел на тахту. Обманывать себя не позволю — это раз. Два — Бродяга всегда возвращался. Вернется он и на этот раз.

— Брич, — скажет он, — дружище! Мы завтра идем НА ДЕЛО!

— Да, — скажу я.

Он знает цену моему “да”.

Я вышел на кухню и заглянул в холодильник. Там была только пачка пельменей. Очевидно, толстуха почему-то стала питаться вне дома. Ну и черт с ней. Пельмени — тоже еда.

Я поставил кастрюлю с водой на газ и сел на кухонную табуретку.

Когда Бродяга приедет, я расскажу ему, как меня устраивали на работу. Это же надо — меня устраивали на работу! Какая, ко всем чертям, работа? И расскажу, сколько мне обещали за месяц таскания тюков. То-то он посмеется! На эти деньги даже в классный кабак поужинать не сходишь.

Я расскажу ему про те кабаки, которые обнаружил в городе. Бродяга — он, когда деньги есть, любит повеселиться. Значит, во-первых, одеться. Во-вторых, найти себе нормальное жилье. А то я торчу в этой комнатенке, как пес в конуре. И жру идиотские пельмени...

Кастрюля принялась как-то странно потрескивать. Я заглянул в нее и увидел, что дно уже черное. Наверно, я налил мало воды. Пришлось ставить другую кастрюлю, но со стряпней мне что-то не везло — я припаял совершенно разварившиеся пельмени ко дну намертво. Кое-как я выскреб тестяную кашу ложкой и сунул кастрюлю в мойку. Что за дела? Чтобы женщина в доме не могла помыть посуду? Пусть даже толстуха...

Я вошел в комнату и закрылся на крючок. Скорее бы приезжал Бродяга! Я, кажется, сделал все, для чего прибыл в этот город. Ротмана — застрелил... А Ксения — дура.

Вот! Надо наконец дать в ухо Карасевичу... Я лег и закрыл глаза.

Я представил себе, как вхожу в этот проклятый рыбный ресторан. На мне костюм из самой лучшей витрины, пиджак, который застегивается очень низко... которые высоко — те для педерастов... На мне — блестящие туфли и галстук, как у Джеймса Бонда.

Мне навстречу выходит швейцар Юра. Он кланяется, он лепечет, что, мол, добро пожаловать. Я без замаха бью его — и он падает. Я вхожу в зал — там полно народа. За крайним столиком сидит Ксения с мужем — я сразу их замечаю. И от стойки отходит бородатый.

Он идет ко мне, а я иду к нему

— Ну, ты, родной! — говорю я ему. — Получай, сука! Вот тебе твоя Ангола!

Он отлетает на десять метров — прямо к ногам Ксении, к этим стройным золотистым ногам — только так! Он лежит, не двигаясь, а она встает. Муж пытается ее удержать, но она стряхивает руку мужа, она идет ко мне!

Наконец-то она поняла, что такое настоящий мужчина!

— Идем отсюда, Брич! — говорит она громко и смотрит мне в глаза. Она уже хочет меня, открытое платье само сползает с ее плеч.

— Идем, — говорю я и обвожу взглядом столики. Одни мужчины смотрят на меня со страхом, другие — с завистью, а все женщины — так, как Ксения.

На улице стоит моя машина, шестисотый мерс. Прохожие окружают ее и тихо переговариваются — такой роскоши в этом гнусном городишке они не видали. Я открываю дверь, потом захожу с другой стороны и распахиваю другую дверь — перед Ксенией. Ксения садится, сажусь и я.

У меня снят номер в лучшей гостинице. Портье встречает нас с поклоном. Скоростной лифт везет на двадцатый этаж. В лифте мы одни — и Ксения отчаянно прижимается ко мне, ее губы ищут моих губ...

— Валентин! Тьфу! Явилась!

— Валентин, я же знаю, что вы дома! — разорялась за дверью толстуха. — Давайте договоримся по-хорошему! Вы собираете свои вещи и уходите! Мне от вас ничего не надо, никаких денег! Расстанемся по-хорошему! Я не так много зарабатываю, чтобы кормить двоих!

Тьфу.. Это она про те пельмени, которые я нашел в холодильнике.

Я с большой неохотой встал и уперся плечом в шкаф. Шкаф поехал и загородил дверь намертво. Теперь она сюда не вломится.

Потом я опять лег. Нужно было начать сначала.

Итак, я вхожу в лучший магазин, чтобы купить костюм, в котором поеду в ресторан “Три карася” бить морду швейцару Юре и тому бородатому...

Продавщицы бегут ко мне...

Нет, ко мне выходит директор магазина...

— Валентин! — опять запричитала толстуха. — Вы бы не могли вынести телевизор? Мне же нужно смотреть вечернюю программу новостей! Телевизор... Еще и это...

Нужно было сделать так, чтобы проклятый телевизор исчез. Вообще! Я взял гантель, примерился — и несколько раз треснул, чтобы развалить крупные детали на куски помельче. Иначе мне пришлось бы открывать большую створку окна. А обломки можно выкинуть и в маленькую.

Потом я это сделал. И опять лег. Я сыт. Мне сейчас никакая женщина не нужна. Я — сыт. Вот завтра приедет Маргаритка, привезет бутерброды. Поем. Покувыркаюсь с Маргариткой. Может быть, она даже пива привезет. Главное, чтобы толстуха ушла пораньше и не орала с утра, как резаная. Какое она, в самом деле, имеет право на меня орать? Я же на нее не ору.