Лоис Буджолд - Священная охота

— Вы хорошо ее знаете? — поинтересовался Ингри.

«И знаете ли, почему этот образец добродетели пишет именно вам из всех служителей храма в Истхоме?»

Льюко свернул письмо и постучал им по столу.

— Я был назначен ее наставником, много лет назад, когда она так неожиданно сделалась волшебницей.

Но ведь учить волшебника может только другой волшебник. Значит… Как прыгающий по воде камешек, ум Ингри скользнул мимо двух настойчивых вопросов и остановился на третьем:

— Как может человек сделаться бывшим волшебником? И не пострадать при этом? — Ингри помнил, что в обязанности того дартаканского святого входило лишать силы незаконных волшебников, которые, как говорили, отчаянно сопротивлялись этой процедуре. Льюко совсем не походил на такого ренегата.

— Есть способ отказаться от подобного дара. — На лице Льюко было написано наполовину сожаление, наполовину радость. — Если человек своевременно решит проделать все необходимое.

— Разве это не мучительно?

— Я не говорил, что дело легкое. — Голос Льюко стал еще тише. — На самом деле тут требуется чудо.

Так что же представляет собой этот человек?

— Я уже четыре года служу в Истхоме. Удивительно, что наши пути ни разу до сих пор не пересекались.

— Но это не так. В определенном смысле… Я очень хорошо знаком с вашим делом, лорд Ингри.

Ингри напрягся: ведь Льюко недаром выбрал такое слово — «дело».

— Вы были тем храмовым волшебником, которого посылали на расследование в Бирчгров? — Ингри нахмурился. — Мои воспоминания о том времени перепутаны и отрывочны, и вас я не помню.

— Нет, то был другой человек. Мое участие заключалось в другом. Храмовый следователь привез мне из замка пепел, чтобы я восстановил записку с признанием.

Ингри нахмурил брови.

— Разве это не такая задача, которую просвещенная Халлана назвала бы слишком крутой для храмовой магии? Разве по силам кому-нибудь восстановить порядок из хаоса?

— Ну, в определенной мере… Увы, месяц работы и, возможно, год моего служения — и, как выяснилось, ради совершенной малости. Я был в ярости. Что вы помните о просвещенном Камриле? Молодом священнослужителе, которого совратил ваш отец?

Ингри напрягся еще больше.

— После знакомства, которое длилось в течение часа за ужином и еще четверти часа во время обряда… не слишком много. Все внимание Камрила было поглощено моим отцом. Я для него был незначительным добавлением. И откуда вы, в конце концов, знаете, кто кого совратил? — язвительно заключил Ингри.

— Это-то было ясно. Менее ясно — как удалось уговорить Камрила. Он согласился не за деньги и, думаю, не потому, что ему угрожали. Была какая-то причина — Камрил, наверное, думал, будто совершает доброе дело, чуть ли не героическое, но что-то получилось ужасно неправильно.

— Как вы можете судить о том, что было у него на сердце, раз вы даже не знаете, о чем он думал?.

— Ну, об этом мне гадать не пришлось — все было написано в его письме. Как только мне удалось его восстановить… Три страницы, кричавшие о горе, вине, раскаянии. И ни единого факта, о которых мы бы уже не знали, — поморщился Льюко.

— Если Камрил написал признание, то кто его сжег? — спросил Ингри.

— Об этом я могу только гадать. — Льюко откинулся в кресле, проницательно глядя на Ингри. — И все же я уверен в своей догадке больше, чем во многих вещах, в отношении которых имеются неопровержимые свидетельства. Известна ли вам разница между волшебником, который повелевает своим демоном, и волшебником, который находится у него в подчинении?

— Халлана говорила о чем-то подобном. Мне это показалось ужасно сложным.

— Изнутри-то нет. Разница очень проста. Пропасть между человеком, который пользуется силой в своих целях, и силой, которая использует в своих целях человека… иногда не шире муравьиного шага. Я знаю, я сам однажды подошел опасно близко к этой пропасти. Я уверен: после несчастья, погубившего вашего отца, а вас… вас сделавшего тем, чем вы стали, власть над Камрилом захватил демон. Толи волшебника ослабило отчаяние, то ли с самого начала демон был сильнее — этого теперь никто не узнает, но в глубине души я уверен: последним, что сделал Камрил, было написанное им признание, а первое, что сделал демон, захватив власть, — это сжег его.

Ингри раскрыл рот, потом закрыл его. Он уже давно отвел Камрилу роль предателя, и теперь ему неприятно было осознать, что молодой волшебник, в свою очередь, мог оказаться каким-то странным образом предан.

— Так что, видите ли, — мягко продолжал Льюко, — судьба Камрила занимает меня… более того, не дает мне покоя. Боюсь, что не могу, увидев вас, не вспомнить о ней.

— Не удалось ли служителям храма узнать, жив Камрил или мертв?

— Нет. Было одно сообщение о незаконном волшебнике в Кантонах лет пять назад, которым мог оказаться Камрил, но след его оказался потерян.

Ингри начал произносить вопрос: «Кто…», но передумал испросил:

— Что вы такое?

Льюко развел руками:

— Теперь всего лишь простой храмовый надзиратель.

«Надзиратель над кем?»

Может быть, над всеми храмовыми волшебниками Вилда? «Всего лишь» и «простой» казались совсем не подходящими к данной ситуации словами.

«Этот человек может быть для меня очень опасен, — напомнил себе Ингри. — Он уже знает слишком много».

И, к несчастью, узнает еще больше… Льюко снова взглянул на письмо и начал задавать Ингри вопросы о том, что произошло в Реддайке. Удивляться тут было нечему, да Ингри и не сомневался: большая часть событий описана Халланой.

Ингри обо всем рассказал — честно и подробно, но так немногословно, как только мог. Беда заключалась как раз в деталях, каждая новая фраза была чревата новыми вопросами. Однако сжатый отчет Ингри как будто удовлетворил священнослужителя; по крайней мере то, как освободился волк Ингри, Льюко обсуждать не стал.

— Кто, по-вашему, наложил на вас это заклятие, создал эту странную алую тварь, лорд Ингри?

— Я очень хотел бы это знать.

— Что ж, теперь это хотим узнать мы оба.

— Я рад, — сказал Ингри и, к своему удивлению, обнаружил, что так оно и есть.

Затем Льюко спросил:

— Что вы думаете насчет леди Йяды?

Ингри сглотнул; его разум походил на птицу, которую подстрелили в полете.

«Он спрашивает, что я думаю о ней, а не что чувствую», — твердо напомнил себе Ингри.

— Она, несомненно, проломила Болесо голову. И он, несомненно, этого заслуживал. — За этой краткой эпитафией последовало молчание, показавшееся Ингри бесконечным. Может быть, Льюко тоже знает, каким полезным инструментом может оказаться молчание? — Милорд Хетвар не желает скандала в связи со смертью принца, — добавил Ингри. — Думаю, что возможные последствия нравятся ему даже меньше, чем вам. — Льюко продолжал молчать. — В Йяде теперь живет дух леопарда. Он… прекрасен. — «О пятеро богов, я должен сказать что-нибудь Йяде в защиту…» — Думаю, что она более осенена богом, чем о том догадывается.