Юлия Гутиева - Ликвидатор

— Так, градус настроения в этой комнате заметно упал, пора покончить с чувствами и заняться серьёзным анализом того, что творится в конторе Морана.

Гаремова хотела возразить, но лишь в бессилии опустила голову, морально приготовившись к аналитической работе.

Она почти не кричала. Начав кровавую расправу, карон впрыснул яд, парализующий жертву и лишивший её возможности чувствовать боль. Монстр экспериментировал, анализируя взаимосвязь результата и параметров, заданных на начальном этапе.

А девушка лежала на берегу пруда разодранной тряпичной куклой. Не в силах пошевелиться, она лишь ощущала грубые толчки, когда острые зубы зверя вгрызались в плоть, отрывая кусок за куском. В широко раскрытых глазах ещё теплилась жизнь, она видела собственные внутренности, раскидываемые зверем. Одни падали в пруд, издавая характерный хлюпающий звук и окрашивая воду вокруг в красный цвет, другие приземлялись на пожелтевшую траву, отдаваясь в сознании мрачным шлепком.

Она не могла предположить, что умрёт так, она вообще не думала о смерти. Обычные проблемы, как у всех в её возрасте, сейчас казались пустыми и глупыми. Она слишком поздно поняла, на какие мелочи тратила драгоценное время своей короткой жизни.

С очередным вырванным куском плоти с губ сорвалось тихое:

— Мама, прости.

Возможно, ей было за что просить прощения, возможно, и нет. Но сегодня всё потеряло смысл, быстро и навсегда, осталась только дикая душевная боль от того, что не успела сказать, сделать, простить и попросить прощения.

Предсмертная дымка заволокла красивые глаза, небо перестало казаться таким безупречно голубым и насмешливым, становилось легче, но в последний миг своей жизни она встретилась взглядом с монстром…

Девушка умерла с мыслью о том, что её убил не дикий зверь, движимый инстинктами, её убило существо, разумное и трезвомыслящее, точно знающее, как нужно обыграть смерть.

Она была симпатичной, её кто-то любил, кого-то любила она… но близкие люди не узнают истинных чувств человека, который так и не смог найти подходящего времени для главного.

У грязного пруда в одном из московских парков найдут изуродованное тело. На мёрзлой земле красная кровь быстро станет тёмно-багровой, местами превратившись в чёрную. Но монстр рассчитал и это, рисуя идеальную картину смерти. Внутренние органы, разбросанные в радиусе десяти метров, заставят содрогнуться не одного эксперта, но неужели никто не увидит картину в целом, знак, идеально различимый с высоты птичьего полёта.

Конечно, в прежних убийствах подобный вид сверху сделать было проблематично, да и символ получался смазанным — карон набирался опыта, но сейчас всё иначе.

И часть воды будет окрашена в багровые тона, так сильно напоминающие маленький, домашний ад Арона.

Подруги потеряли счёт выпитым чашкам кофе. Фарион быстро втянула Гаремову в анализ работы подразделения. Конечно, Джули могла всё сделать и сама, но упустить важную деталь — слишком дорогое удовольствие. Хотя, причиной было, конечно, не это — в последнее время брюнетка устала от изоляции со стороны окружающего мира: сотрудники что-то скрывали, близкие погибли, и только София оставалась лучиком света в кромешной тьме, в которой бродила Фарион, пытаясь понять суть вещей и людей, составлявших её жизнь.

Рыжая бестия задала очередной вопрос, подводя итоги:

— Никто из них не сказал тебе о содержании своих контрактов?

— Нет, — ответила Фарион, сверкнув гневным взглядом в сторону воображаемых сотрудников. — Подозреваю, что и Марья мне об этом сказала только потому, что иначе было не отвязаться, да и случившееся с Сеймой подкосило народ. Хотя, робота Машу трудно вывести из равновесия.

— Откуда ты знаешь? Вы же мало знакомы?

— Чувствую, понимаю, ощущаю, улавливаю — называй как хочешь, но некоторые моменты превращаются в непоколебимые истины. И то, что в Ивановой 95 % металла — одна их них.

Гаремова заправила прядь волос за ухо, с интересом спросив:

— А 5 % чего?

— Скрытности, — выдала Джули, скорчив кислую мину.

— У тебя есть такой контракт?

— Конечно. Но ты не поверишь — в нём нет абсолютно ничего секретного. Сначала я размышляла об уровнях секретности в подразделении, но это оказалось тупиком — ничего подобного просто нет. Есть я со своим контрактом, и есть все остальные сотрудники — со своими. Пересечение охраняется и, как я подозреваю, жестоко карается. Отдел кадров защищён круче хранилища денег в банке.

София закурила, выпустила вниз струйку дыма и сделала вывод:

— Как бы они вообще не слепили для тебя персональный контракт, так как стандартные светить не хотели.

— На этом и остановимся. До этих документов мне не добраться, но стоит поставить галочку на будущее — в них скрыто нечто важное, возможно, даже суть работы подразделения, — последние слова Джули произнесла мечтательно, затем опомнилась, добавив, — но кто сказал, что будет легко.

София сделала пометку в блокноте.

— Следующий вопрос: что ты знаешь о них, о их жизни вне работы?

После этих слов Джули внезапно ощутила прикосновение беды, предчувствие боли, черту, переступив которую дороги назад не будет. Увидев скелеты в шкафу, брюнетка не сможет вернуться — чужая тьма проникнет внутрь и станет её собственной.

Фарион тяжело вздохнула, поднялась с дивана, молча прошла к окну и тихо заговорила:

— Ничего. И это пугает меня до дрожи. Они как будто не люди: нет звонков от родственников, нет разговоров о семьях, детях, обычных жизненных проблемах и неурядицах. Последние недели я собирала информацию по крупицам и пришла к страшному выводу: они все — одиночки, периодически меняющие любовников и любовниц.

Джули обернулась, беспомощно посмотрев на Гаремову:

— Всё, София, на этом всё. У них нет прошлого… нет, не так, — девушка закрыла глаза, пытаясь подобрать слова, чтобы правильно донести мысль до подруги, — прошлое у них есть, но они закрыли его, заблокировали, вычеркнули их жизни. Иногда у меня складывается ощущение, что я работаю не с людьми, а с покалеченными существами, которым было больно когда-то давно… и это сломало их, сломало навсегда… но каким-то образом их вернули… только без части души…

Увидев испуганное лицо Гаремовой, Фарион поспешила добавить:

— Бред… понимаю, я говорю бред. Давай закроем этот вопрос. Просто я много думаю о них, возможно, придумываю лишнее…

София затушила сигарету в пепельнице. Затем заговорила, медленно вытаскивая слово за словом, будто давала себе последний шанс на размышление:

— Меня и пугает то, что придумываешь ты крайней редко и не так масштабно… в основном, ты бываешь права.