Владимир Ильин - Напряжение

Книга вернулась обратно и для верности была прижата коленкой.

— Тогда занимайся, — лег он на кровать и повернулся спиной.

— А когда ты научишь меня драться? — напомнил я о старом обещании.

— Подойди к стене и ударь ее, — пробормотал он, засыпая.

Пожав плечами, подошел к голой стене и лупанул ее кулаком.

— Больно! — потряс я ладонью и подул на костяшки.

— Бьешь стену — она бьет тебя в ответ. В драке всегда так. Победишь стену — буди. — зевнул дядька и уснул.

Наверное, очередная проверка. Я с подозрением оглядел стену, еще раз лупанул ее и вновь затряс рукой. Стена явно сильнее, и хорошо, что не бьет первой.

Надо использовать волшебство, только вот как? Для проверки гаркнул загадочную и волшебную фразу из заученной брошюрки и взмахнул рукой. Ушиб руку о край своей постели и добавил в заклятие еще пару сильных фраз, подслушанных у соседа. Не помогло — стена осталась целехонька.

— Что же делать? — погрустнел я. Не ломать же пальцы.

Попытался было вспомнить чувство энергии, которое заставлял меня отыскать дядька, и даже вроде бы что‑то такое нашел, но удар по стене снова вышел таким же бестолковым и болезненным. Наверное, я просто что‑то не знаю. Но зато это есть в волшебных книгах!

— Которые я совсем не понимаю, — вздохнул, усаживаясь на кровать.

Покрутил в памяти запомненные страницы, не находя ничего, что мог бы понять настолько, чтобы использовать. Прошелся по комнате, сердито поглядывая то на соседа, то на стену. И то и другое хотелось стукнуть, но не моглось. В итоге пнул пустой пакет из под книжек и больно ушиб мизинец — там, оказывается, что‑то оставалось. Глянул на самое дно — действительно, черная книжка с золотистыми буквами. Тяжелая и вроде не такая маленькая, чтобы потеряться — просто пакет большой. Поднял, отряхнул от пола и тихо прочитал: 'сло — варь'. Хм. Хм! Губы расплылись от сладостного предвкушения, как от второй котлеты на добавку.

Словарь не подвел! За что и был упрятан под матрас — еще найдут и отнимут, а такое волшебство и самому нужно!

Вроде бы непонятные и странные слова оказались не такими и сложными — просто взрослые любили назвать одним загадочным словом пять простых. И надо было всего‑то: добиться, чтобы мой дар покрыл два раза весь кулак, а затем ударить! Ну, там еще было две страницы, как все это сделать, но когда на улице было совсем — совсем темно и тихо, я все‑таки справился!

Удар прозвучал упавшим с верхней полки чемоданом и разошелся по всей комнате дрожью пола, звоном подпрыгнувших чашек, дребезжанием окон и матом проснувшегося дяди Коли.

— Ты что сделал, гад?! — В ужасе смотрел он на огромную дыру в кирпичной кладке стены.

— Это вообще не я, — замотал я головой, огромными глазами глядя на дядьку.

— А кто?!

— Т — тараканы?

Но главное — стену я победил! И потом гордо ходил мимо нее, потому что сидеть было больно.

Рядом бродил кругами сторож, то и дело бросая разъяренный взгляд на рисунки из раскраски, которыми мы прикрыли дыру. А зря, рисунки отличные: с сине — красным жирафом и сине — красным слоном. Сам делал!

— Ты хоть понимаешь, что бы было, ударь ты чуть сильнее?

— Что?

— Улица тут бы была! Это же капитальная стена! Скажи спасибо, что половина интерната не сбежалась.

— Спасибо.

— А если кто‑то узнает о твоем даре, что будет?

— И что в этом плохого, — шмыгнул я.

Сторож схватился за головой рукой и сел на кровать. Долгое время молчал, о чем‑то напряженно думая, а когда поднял голову — посмотрел собранно и строго.

— Вот скажи мне, пистолет — это хорошо или плохо?

— Плохо? — неуверенно предположил я, растерявшись.

— А если он в руках у человека, который защищает себя и свою семью?

— Тогда хорошо, наверное.

— А если он перейдет в руки преступнику?

— Ну…

— Пистолет — не плохой и не хороший. Пистолет — просто пистолет, до тех пор, пока он не попадет в руки хорошего или плохого человека. Твой дар — это такой же пистолет, он тоже не плохой и не хороший. Но многие плохие люди захотят получить его себе.

— Но он принадлежит мне! — Искренне возмутился я.

— Нет, — хлопнул он рукой по постели. — У тебя нет покровителей, нет защитников! Если твой дар обнаружит директор, именно она будет решать, что с ним делать — продать, отдать или оставить себе.

— Да как вообще можно продать чужой дар!

— Вместе с человеком. Вот так, — выставил он протез вперед и приподнял штанину, показывая тусклый металл вместо ноги. — Я сам продал свой дар. Смотри на результат!

— Вы, сами? — Не веря, повторил я вслед.

— Да. Продал на двадцать лет. Это называется служба. Но это мой выбор, — отвел он взгляд. — А тебя, если обнаружат дар, продадут без твоего ведома. Если уже не продали.

— Но так же нельзя? Я — против!

— Тебя никто не спросит. Тебя заставят. Ты не владеешь даром в той мере, чтобы защитить им себя и свою свободу.

— Так научите!

— Не могу! — Приподнял он голос. — Что мне скажут твои родители, когда… — неожиданно замолчал он и продолжил совсем иначе. — Поэтому нам надо держать все в тайне.

— Мои… Родители? — что‑то во мне щелкнуло, включив совсем другой звук. Холодный, лязгающий, чужой.

— Я хотел сказать, твои родители наверняка бы хотели…

— Николай.

Дядька как‑то съежился, будто от удара и совсем иначе посмотрел на меня. Раньше‑то я помню всякие взгляды, от рассерженных до добродушных, но этот — он был с испугом. Справился с собой дядька быстро, вернув прежний усталый вид, но теперь старался смотреть мимо меня. Я хотел было извиниться, но сосед заговорил первым.

— Я не знаю, живы ли они, — пробормотал он. — Скорее всего, нет. Извини. Но есть шанс, что живы дедушки, бабушки, тети или дяди, это почти наверняка.

— И зачем я им нужен? — В интернате были те, у кого остались родственники, но они как‑то не торопились забирать детей к себе.

— В таких семьях, как у тебя, родство очень сильно. Ты не представляешь, насколько. Троюродный брат, двоюродный дядя, крестные твоих родителей — все они будут счастливы с тобой встретиться и забрать к себе.

— Так почему я все еще здесь? — Тихо, уже своим голосом, проговорил я.

— Тебя записали под чужим именем, документы спрятали. Наверное, так тебя хотели защитить от врагов. — Понурился дядька и принялся медленно приводить штанину в порядок — что с одной рукой не очень‑то удобно.

Я присел рядом и поправил складки брюк.

— А как вы узнали, ну… Про меня?

— Твой дар — он как вторая фамилия, — улыбнулся он сверху.

Дядя Коля переставил ногу поудобнее, оперся рукой на клюку и начал медленно рассказывать историю о своих поисках, неприятных открытиях, опасениях и их подтверждении. О злой ведьме — директрисе и ее сподручнице. О потерянном принце и калеке — помощнике. О главном злодее — людоеде, скрытом где‑то во тьме. О его решении ничего мне не говорить, но продолжить поиски. Все смотрелось увлекательной сказкой, в которой пока не было счастливого конца. И самое страшное — я был главным героем.