Тимофей Печёрин - Город отражений

Из Дома Прозрения, в компании с освобожденным Аль-Хашимом, мы гнали со всей мочи. Не дожидаясь, когда дежурная медсестра перестанет визжать и поднимет тревогу, вызовет стражей порядка. И не хотелось давать возможности кому-нибудь шибко любопытному запомнить машину, куда садилась подозрительная компания: сбежавший пациент, инвалид с карабином, бой-баба да небритый детина, похожий на персонажа какого-нибудь фильма про бандитов.

За окнами автомобиля мелькали дома, фонарные столбы, светофоры. Вела Эдна, точнее продавщица Девяткина, умело и ловко. Не раз, даже не два нам удавалось проскочить очередной перекресток на последних секундах зеленого сигнала светофора. И при этом ни разу Эдна-Наталья не создала аварийную ситуацию.

Хотя не обошлось и без ложки дегтя. Как обычно водится в вечерний час, редкая дорога через город обходилась без пробок. Каждый такой затор — а их, даром что кратковременных, нам встретилось с десяток — вызывал у Эдны-Девяткиной приступы бессильной ярости. От них продавщица-разбойница готова была сорваться то на ни в чем не повинном руле, то даже на лобовом стекле. И лишь голос здравого смысла в последний миг останавливал ее сжавшуюся в кулак руку. Обходилась Эдна тогда одним-двумя тихими словами. Недобрыми и вообще непечатными.

Если не изменяет мне память о родном мире, нормальные автомобилисты в большинстве своем, чтобы не было тоскливо пережидать пробки, обычно включают музыку. Что-нибудь успокаивающе-медитативное или легкомысленно-бодренькое. К сожалению нас четверых назвать нормальными как-то не поворачивался язык. Убийство вон совершили, пациента похитили. Что до деталей, то в них только дьявола прятать удобно. Тогда как правосудие они волнуют поскольку постольку. Так что нам не время скоротать было необходимо, а как можно меньше задерживаться в пути. Ибо стоя на месте, мы имели куда большие шансы обзавестись металлическими браслетами на запястьях.

Это во-первых. Во-вторых же, хоть магнитола в машине Девяткиной и имелась, но слушать пискляво-хныкающие звуки, доносящиеся из горла той же Экспансы никому из нас в радость не было. На сей раз, кстати, супер-пупер-мегазвезда Отраженска под протяжные звуки электрогитары воспела… куртку-косуху. Такую всю красивую, с блестящими заклепками, и в которой даже мальчик выглядит крутым мачо. И в каком магазине, по какому адресу можно приобрести настоящие, самые клевые косухи, сообщить не забыла.

Скривившись, будто лимон целиком съела, Эдна выключила магнитолу и больше до конца пути о ней не даже не вспомнила. Когда же появилась такая возможность, продавщица-разбойница вывела автомобиль с главных улиц на улочки не столь широкие и не так ярко освещенные, зато и транспортом не переполненные.

Путь, кстати, мы держали домой к Андрею Ливневу — отражению Вилланда, жившему в одиночку. Везти Аль-Хашима в квартиру Матвея и Светы я счел слишком рискованным. Кто знает, как супруга отреагирует на еще одну странность: незнакомого старика, который, к тому же, не факт, что сумеет скрыть свою ненормальность. Даже если Света не сдаст нас жандармам, с возвращением Аль-Хашима и меня в мир Фьеркронена могли возникнуть сложности. Не исключалась заминка, столь нежелательная в нашем положении.

Что до жилплощади Натальи Девяткиной, то она отпадала тоже. У продавщицы из «Алисы» имелся парень и ему, посетовала женщина, будет очень трудно объяснить присутствие в квартире аж трех посторонних особей мужского пола. То, что среди этих троих один был инвалидом, а другой стариком, в случае с бойфрендом Девяткиной сильно дела не меняло.

«А это не Родрик, кстати?» — поинтересовался я еще, узнав, что и у отражения Эдны имеется вторая половинка.

«Куда там, — лишь чуть обернувшись и не выпуская руля из поля зрения, с ноткой пренебрежения ответила продавщица-разбойница, — до Родрика этому Мите как до луны пешком. Посредник и мальчик на побегушках, гордо называющий себя предпринимателем, да индивидуальным еще. Сводит шишек разных из фирм да городских ведомств. Связи налаживает, встречи организует. А те ему отстегивают, сколько не жалко».

Еще, со слов женщины, Митя этот любит с серьезным видом да громким голосом трепаться по телефону. А если ведет разговоры с ней, Натальей Девяткиной, то, как правило, делится впечатлениями от очередных переговоров, от очередной встречи, от грандиозного стартапа, который с Пал Палычем, Иван Иванычем и еще с кем-то они намерились замутить. Или, как вариант, начинает критиковать карьеру самой Натальи. Причем в таких случаях разговор сползает к одному из двух выводов: либо продавщице следует больше уделять внимания личностному росту и улучшению деловых качеств, либо вообще ни к чему тратить время, работая на дядю.

Мне еще хотелось спросить, что же заставляет мою спутницу жить с этим ревнивым занудой, не имеющим профессии, зато страдающим… нет, наслаждающимся завышенной самооценкой. Ну, то есть, хотелось-то оно хотелось, да я осекся вовремя. Смекнув, что причины, заставляющие миллионы Наталий поддерживать отношения, не рвать со своими Митями, Васями или Ленями, лежат обычно в такой плоскости, что не всегда их обсуждают даже с близкими друзьями-подружками. Причем логика со смыслом здравым отношения к этим причинам не имеет даже косвенного.

Когда машина наконец остановилась во дворе дома, где жил Ливнев, мы четверо вздохнули с облегчением. Было оно тем более сильным оттого, что встретил нас двор почти безлюдным и освещенным тоже весьма скудно. Пара фонарей на столбах да окна в квартирах — вот и все. Иначе говоря, шансов, что нас могли заметить, было немного. А еще меньше на то, что заметившие поймут, что к чему и донесут куда следует. Хотя о чем это я? В самом-то дворе мы ничего противозаконного не делали.

Обитать хромоногому Ливневу повезло аж на седьмом этаже. Так что все мы, не сговариваясь, решили воспользоваться лифтом. Даже Аль-Хашим, насколько я знаю, побаивающийся огромных металлических коробок, спорить не решился.

— Чаю поставить? — были слова явно не Вилланда, а самого хозяина квартиры, когда он открыл дверь и первым ступил на порог, — что нет ничего покрепче — извините. Предпочитаю не гробить свое здоровье прежде времени.

«Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед», — вспомнилась мне при этом цитата из песни, ставшая почти пословицей. Вслух я, впрочем, ответил другое — дабы не поддевать, не обижать лишний раз беднягу Ливнева:

— Некогда на самом деле-то чаи распивать. Дело заканчивать надо, пока не поздно. А вот что нам нужно, так это маркер какой-нибудь… или мел.

— Ну и еще участок чистого пола, о, самый гостеприимный из всех хозяев, — вторил мне Аль-Хашим.