Елена Асеева - Сыны Семаргла

— Храбр, — окликнул друга правитель. — Будь добр, принеси мне квасу, а то меня жажда измучила.

— Хорошо Ярил, — тотчас проронил наставник и поспешно спустившись с полка, открыв дверь, вышел в предбанник.

— Пойду, помогу Храбру, а то он точно вместо квасу сбитень принесет, — ворчливо произнес Дубыня и вышел следом за другом. Когда за наставниками закрылась дверь, правитель взял из рук наследника мочалу, и, намыливая ее мылом, сказал:

— Давай, мальчик мой, я тебя помою…, — да принялся бережно и осторожно натирать сыну спину, мылом и мочалой.

— Ох! отец, прости, — едва слышно выдохнул обессиленный Святозар, полностью отдавая себя в любящие руки отца. Правитель несколько раз намылил наследника, и, окатив его водой, помог ему подняться и выйти из парилки. В предбаннике Дубыня перехватил покачивающегося Святозара, из рук отца, и усадил на сиденье со спинкой, да накрыл его сверху широким утиральником, а после подал чашу холодного сбитня. Пока отец и Храбр обмывались в парилке, наследник отдышался и принялся неспешно, с большими передыхами, с помощью, не отходящего от него, Дубыни одеваться в чистую одежу, которую принесли слуги. Святозар уже почти натянул на ноги сапоги, когда из парилки вышли Храбр и правитель, они вельми быстро обтерлись и также поспешно начали одеваться. Дубыня же успокоенный тем, что наследник теперь под присмотром, пошел в парилку. Он открыл дверь, и уже было вошел в нее, но был остановлен Святозаром, который наконец-то натянув на себя правый сапог, надрывно дыхнув, молвил:

— Дубыня, ты как обмоешься, хлопни в ладони, и шары пропадут, хорошо?

— Чего? — переспросил наставник, и, развернувшись, глянул на наследника.

— В ладоши хлопни, — пояснил, тяжело ворочая языком Святозар. — И шары лопнут и пропадут… не век же им там гореть.

— А… а…, — протянул наставник и недоверчиво посмотрел на наследника. — От моих ладоней лопнут и пропадут. Святозар тихо засмеялся, и, поднявшись с сиденья, заметил:

— Ну, ясное дело, от твоих… я ж тебе свои не оставлю… Как же я тогда есть буду, коли руки мои у тебя останутся. Дубыня огладил вниз свою недлинную, но густую бороду, широко улыбнулся, и, согласно кивнув, войдя в парилку, бесшумно прикрыл за собой дверь. Когда наследник, правитель и Храбр вышли на двор, то Святозар на капелюшечку застыл на месте, наслаждаясь, после душной и наполненной жаром бани, прохладным дождем и точно звенящим свежестью воздухом.

Отец заботливо накинул на плечи сына кафтан и повлек его за собой.

Святозар шел следом за правителем неторопливо, потому как чувствовал во всем теле такую слабость, каковая мешала крепко опираться ногами на деревянный настил, проложенный по земле, и единожды он ощущал внутри себя необыкновенную радость и счастье… Ибо там в груди возле красного, большого сердца сидела его лазурная душа, с капелькой души ДажьБога, и пела… пела и любовалась родными лицами своих детей и братьев, любовалась чистотой земли, любовалась этим холодным, осенним дождем, омывающим разгоряченную кожу. Еще на пороге дома им встретился воевода Творимир, крепкий и статный мужчина, по возрасту, как правитель, с белокурыми волосами, усами и бородой, и светлым, красивым лицом, наполненным добротой, и одновременно мужественностью и силой. Введя гостей в дом, он сразу повел их в просторную гридницу, где уже был накрыт стол, за которым сидел переодетый, обсохший и весьма довольный Стоян, медленно прихлебывающий из глубокой чаши сбитень. Святозар опустился за стол на лавку, напротив Стояна и вымученно улыбнулся другу. Творимир немедля снял с плеч наследника промокший кафтан, и отдал его на морг появившемуся в гриднице расторопному слуге. И тотчас подле Святозара опустились на лавку отец и Храбр.

Они придвинули к нему блюдо, и, принялись в две руки класть на него огромные куски пирога, а Храбр даже налил в чашу желтой, искрящейся медовухи.

— Хватит, хватит, — озабоченно заметил Святозар. — Я столько не съем.

— А, ты, их медовухой запей, они лучше тогда пойдут, — ответил Храбр и придвинул чашу к руке наследника. Святозар выпил медовуху, съел несколько кусков пирога, а после в конец разморенный баней и хмельным, поставил локоть на стол, подпер ладонью подбородок и закрыл глаза.

— Правитель, — негромко протянул Стоян. — Он спит, давайте я его в комнату переведу.

— Нет, Стоян, спасибо, я сам, — также тихо ответил правитель. — Мне надо над ним заговор прошептать. А ты лучше, покуда там Дубыня шары не потушил, сходил бы попарился, баня горячая.

— Да, нет, я не хочу, спасибо, — откликнулся Стоян.

— Сынок, — погладив наследника по волосам, обратился к нему правитель. — Пойдем, я тебя спать уложу, коли ты, сыт. Святозар открыл глаза, и, убрав руку от подбородка, надрывисто кивнул, да с трудом поднимаясь на ноги, добавил:

— Да, пойдем, отец, хочу спать. Выйдя из-за стола, воевода повел правителя и Святозара, видящего все, будто сквозь неплотный туман, в опочивальню. Они прошли гридницу, миновали коридор и поднялись по неширокой лестнице на второй этаж, а там повернув налево, вошли в узкий, короткий коридор, в котором находилось две двери. Открыв правую из них, Творимир впустил наследника в небольшие покои, где стояли: одно ложе, пару сидений, маленький круглый стол, да широкий, пузатый сундук. Лишь только Святозар вошел в покои, как тут же направился к ложу, и пока отец и Творимир обсуждали, что-то в коридоре, сбросил с себя пояс, сапоги да онучи, упал на ложе, уткнувшись лицом в пахнувшие травой, птицами и медом подушки, и резко закрыл глаза. Правитель, прикрыв дверь, вошел в покои, некоторое время спустя, и бесшумно приблизившись к ложу, да опустившись на него, нежно погладил сына по волосам, а после принялся его будить. Святозар открыл глаза, повернулся на бок, и слепляющимися от усталости очами посмотрел на правителя, не понимая, почему же его разбудили.

— Чего, отец? — спросил он, хриплым голосом.

— Как чего, какой я должен шептать заговор, — отозвался правитель. — Сымай рубаху и штаны, одень портки на ночь, ты же не в Пекле, не в Неллии… ты же в Восурии.

— А…а… да, да, отец… ты прав, — согласился Святозар, и, поднявшись с ложа, принялся, как и велел правитель, переодеваться, сняв с себя дневное и надев ночное. Погодя он ретиво покачал головой, отгоняя сон, и собравшись с мыслями начал объяснять отцу, как ему надо его лечить и, что шептать.

— Странно, — заметил правитель, внимательно выслушав сына. — Такой заговор я еще никогда не слыхивал, и не шептал.

— Отец, — пояснил Святозар и протер тыльной стороной ладони закрывающиеся глаза. — Здесь важен не сам заговор, а чувства, которые ты в него вкладываешь.

— Ну, тогда ложись сначала на живот, — указал правитель. — Раз надо шептать заговор над каждым шрамом в отдельности, начнем со спины, потому как на нее смотреть… смотреть больно. Потом я прошепчу над руками, а в конце над щекой.