Елена Асеева - Сыны Семаргла

— Любава, Любава, Любава, — шептал он, каждый раз прикасаясь к коже ее лица губами.

— Святозарик, жизнь моя, — тихо прошептал в ответ Любава и заплакала.

— Ну, что ты, любимая, я ведь вернулся, живой и невредимый, — опуская ее на землю и не отводя от нее глаз, нежно молвил наследник.

— Где ты был Святозарик, в плену, что ли? — не прекращая плакать, поспрашала Любава и протянув руку, погладила его по левой щеке. — Какой худой, бледный… я так и думала, что ты в плен попал… И отец пошел тебя выручать… да… да… А он все скрывал, и Тур тоже… А что… что скрывать Святозарик, я ведь душой своей чувствовала, как тебе было больно и плохо. Все лето моя душа томилась. Все ты мне снился избитый и измученный, и из щеки твоей… — Любава по-любовно провела пальцами по коже на левой щеке и добавила, — и из щеки твоей кровь текла… Верно мучили, мучили тебя, любый мой….Что ж, это я…, — внезапно встрепенулась Любава, и утерла платком глаза. — Пойдем, пойдем скорей, я покажу тебе деток наших…. Любава схватила, любующегося ею, Святозара за кончики перст, и повлекла за собой. И только миг погодя наследник заметил на руке жены золотой, крученный, тонкий браслет, богато украшенный розовыми алмазами, дар царя гомозулей Гмура. Около дверей дворца уже теснились слуги Борщ, Сенич, Вячко, которые радостно улыбались при виде наследника и трепетно ему кивали. Святозар поздоровавшись со слугами, войдя во дворец, торопливо снял с себя куртик и шапку, отдал их Борщу, да поспешил вслед за Любавой в опочивальню. Любава крепко перехватила ладонь мужа, словно боялась, что он может вырваться и убежать, и торопилась показать, по ее мнению то, что было дорого им обоим, и что связывало их навсегда. Они миновали коридор, открыли дверь и вошли в покои, где теперь помимо их ложа стояли две небольшие люлечки укрытые сверху вроде шатра тонкими, прозрачными тканями, одна розового, другая голубого цвета. В опочивальне, около люлечек на невысоком сиденье со спинкой, укрытым легким ковром сидела няня Бажена, каковая увидев наследника, залилась слезами, всплеснула руками, и даже тяжело по-старушичьи всхлипнула.

— Ох! ну и жарища, — громко молвил Святозар войдя в покои. — Кто ж так топит? Он выпустил руку Любавы и шагнул к люльке укрытой голубой тканью.

— Ты, куда, Святозарик, — схватив его за полы кафтана сзади, вопросила Любава. — У нас, у восуров, положено сначала со старшим дитем поздороваться. Святозар остановился, и, оглянувшись на улыбающуюся, и горящую нежным розовым светом души, Любаву, взволнованно протянул:

— Чего, чего Любавушка, я не понял тебя?

— А, что тебе отец не сказывал? — вопросом на вопрос ответила Любава, и, прильнув к мужу, прижалась к его груди. — Дочь, дочь у нас первой родилась. Даренушка старшая, а Гориславчик младший. Святозар прижал любимую к себе, крепко обняв руками, коснулся губами ее темно-рыжих волос и радостно произнес:

— Эх, Любанька, да как же это славно, что дочь у нас старшая. Это значит, душа моя, что сыновей ратников у нас много будет, не один Горислав, а пять или шесть… Ну, же, Любушка, поторопись. Скорей знакомь меня с моими детками, с моей Дарьюшкой. Любава выпорхнула из объятий Святозара и поспешила к люльке дочери, где уже суетилась, и громко вздыхая, причитала няня Бажена. Любава бережно подняла маленький розовый сверток, и, подойдя к мужу, передала дитя ему. Святозар бережно принял дочь, и заглянул ей в лицо. Дарена не спала и своими большими небесно-голубыми глазами смотрела на отца. Ее маленькие, тонко очерченные губки растянулись в улыбке, а после, по-видимому, довольная тем, что увидела, она засмеялась, и лицо ее засияло золотым светом ее светлой души. Сердце Святозара громко застучало внутри, а душа его возликовала, закричала так, что стало вдруг тяжело дышать.

— Гляди Святозарик, — приподнимая у дочери на голове чепец, добавила Любава. — У нее волнистые, белокурые волосики.

— Как у меня, — не сводя глаз со смеющей Дарены, прошептал наследник.

— Ты, чего Святозарик, у тебя волосы каштановые, у меня рыжие, а она беленькая. — Засмеялась в ответ Любава, а после с нежностью заметила, — у нее волосики как у Малуши, такая же беленькая будет как твоя сестра… и мать.

— Точно, раскрасавица, — улыбаясь, согласился Святозар, увидев как дочь перестала смеяться, перевела взгляд на мать, широко раскрыла свой маленький ротик, и громко зачмокала.

— Ах, вы свет наш, Святозарушка, — вмешалась в разговор няня Бажена. — На сыночка то, на наследничка посмотрите. Любава взяла у Святозара дочь, которую тот нежно поцеловал в щечку, а подошедшая Бажена подала ему маленький голубой сверток с сыном и наследником Гориславом. Малыш, потревоженный причитанием няни, тоже не спал, и, раскрыв свои темно-серые глаза, смотрел на своего отца, у него немного сместился чепчик и под ним наследник увидел тоненькие, будто пушок каштановые, волнистые волосы.

Маленький Горислав, даже сейчас, будучи таким крохотным, был очень похож на своего отца. Но стоило Святозару взглянуть в лицо своего сына, как он тут же вздрогнул, а на лбу его появилась испарина…

Потому что это серьезное, не по возрасту личико, с близко сдвинутыми друг к другу темными бровями, это нежное едва заметное алое сияние его души, напомнили ему, Святозару, о его младшем сыне Гориславе, который впервой своей жизни, будучи юным отроком погиб в битве с ягынями, и каковой словно лепесток пламени выше всех Богов почитал Бога огня Семаргла.

— Посмотри, Святозарик, ну как Гориславушка, похож на тебя, — нежно проронила Любава, когда положив Даренушку в люльку подошла к мужу и сыну, и пальчиком провела по его нахмуренному лобику. — И гляди, все время, вот так бровки сдвигает, будто чем-то недоволен.

— Да… похож, — широко улыбаясь, согласился Святозар. — А бровки сдвигает, потому что он, как истинный ратник, на коня мечтает сесть, да в руки меч взять, который ему подарил сын Бога огня, правда Горислав? А глаза то, Горислав, у тебя будут зеленые… зеленые… — Наследник наклонился над сыном, и поцеловал его в очи. — Зеленые… зеленые, как у моей Любавушки.

— Ну, это еще рано понять, — откликнулась Любава, и так как Горислав остался недовольным поцелуями отца, и, открыв рот громко, об этом заявил, забрала сына из рук мужа.

— Да, мне Любушка и понимать не надо, я и так все знаю, — заметил радостно— счастливый Святозар. — Ох! до чего же хорошо! Уж так мне хорошо Любушка, душа моя поет! В покои открылась дверь и на пороге появилась повзрослевшая, сияющая белизной и чистотой, Малуша. Она звонко захлопала в ладоши, и не успел Святозар толком развернуться навстречу, кинулась к нему и крепко прижалась.

— Святозар, братик, братик родименький вернулся, — тихо зашептала она. — А я гляжу на площадь тятя приехал, а тебя среди прибывших не видно. Спрашиваю у Тура, где… где брат старший? А он смеется, говорит, да вот он я, ты чего Малуша плохо видишь? В опочивальню опять открылась дверь, и вошел улыбающийся правитель и Тур. Малуша выскочила из объятий Святозара и кинулась к отцу, прижалась к его груди, и радостно всхлипнула.