Анна Чарова - Любовь приходит в черном

— Что случилось, малыш?

От неожиданности Марина онемела. Хотя чего она ожидала? Для такого человека относиться к людям как к расходному материалу — нормально, вот он и воркует. И рождается ощущение, будто ничего страшного не произошло, все вернулось на круги своя, на душе тепло и радостно…

Ну что за наваждение? Марина мотнула головой, освобождаясь от гипнотической зависимости и пытаясь разжечь ярость.

— Артур, ответь честно…

— Я никогда не врал тебе, — сказал он твердо, и Марина отметила, что у него и правда пунктик на честности: о том, что она его сестра, Катя говорила сама, Артур просто не опровергал этого.

— Катя ведь твоя любовница…

Он с сожалением вздохнул:

— Это в прошлом. Она для меня ничего не значит.

И тут Марина не сдержалась:

— А я? Да ты… Да как ты мог притащить ее в мою квартиру?

— Так надо, поверь.

— Тебе — да, а мне — не надо. Это скотство и по отношению ко мне, и тем более — по от ношению к ней…

Ответил Артур спокойно, без ноты сожаления:

— Ладно, сейчас вернусь и заберу ее.

И опять Марина онемела. Ну что за чурбан бесчувственный! Неужели он не понял, что сотворил? Прилюдно вытер ноги о Катю и продемонстрировал, что ждет Марину, когда она ему надоест. Извинился бы, что ли, для приличия, но нет — отключился.

Марина протопала в зал, рухнула на диван, закрыла лицо руками, засмеялась. Господи, до чего же грязно, обидно закончилась сказка.

А была ли она — сказка? Не нарисовало ли ее собственное воображение? Марина была уверена — нет, у нее был самый лучший мужчина в мире, и от осознания того, что все теперь в прошлом, тянуло волком выть. Малодушно хотелось принять и Катю, и прочих его бывших, лишь бы коснуться Артура еще раз.

Но самолюбие вопило, что такое простить — все равно что позволить вытереть о себя ноги, превратиться в бессловесное подобие Кати.

Только не реветь. Только продержаться до момента, пока он уйдет.

— А ты молодец, — донесся из кухни бесцветный голос Кати. — Я так не смогла.

Может, не так уж Катя и не права, что платит самоуважением за право быть с лучшим мужчиной? Лучшие всегда полигамны, так природа распорядилась. Хранят верность мужчины с недостатком энергии, без харизмы, на каких Марина не обращала внимания. Получается замкнутый круг…

Но ведь тут не в измене дело, а в наплевательстве.

Запиликал звонок Марину бросило в пот, сердце ухнуло в пятки. Она не решалась открывать дверь, до последнего надеялась, что это сделает Катя, и они с Артуром уйдут, и не будет соблазна броситься ему на шею.

Но пришлось впускать его самой. Он прошел в квартиру, оттеснив Марину плечом, словно ее тут попросту не было и не ее он пару минут назад называл малышом. Заглянув в спальню, Артур сунулся в кухню и скомандовал:

— Катя, быстро собирайся, мы уходим.

Марина, прислонившаяся к дверному косяку, кусала губы и чувствовала себя не просто использованным презервативом — презервативом, который не подошел по размеру. Артур демонстративно ее не замечал, и было ясно, что это конец.

Ни слова ей не сказал Артур, ни взгляда на нее не бросил. Не оправдала ожиданий, повела себя неудобно — но разве она не человек? Разве трудно понять, что его поступки ранят ее? А что было бы дальше? Он заставил бы ее лечь в постель с Катей и плевать, хочется это кому-то, кроме него, или нет?

Правильно, пусть уходит и не возвращается. Как-то же Марина жила без него, вот и теперь выживет: все в мире переживаемо. Да, ради достойных мужчин стоит чем-то жертвовать. Но никто не стоит того, чтобы ради него превращать себя в тряпку. От такого человека надо бежать.

Катя, не стесняясь Марины, молча переоделась в свою одежду и направилась к выходу, Артур последовал за ней. Марина надеялась, что он начнет оправдываться — не дождалась. Он даже не обернулся, чтоб попрощаться, когда захлопывал дверь.

Марина метнулась к окну, прижалась к стеклу лбом. Воровато оглядевшись, Артур сел за руль, хлопнул дверцей. Катя устроилась позади него. Да, она действительно для него ничего не значит, как и Марина, как и кто бы то ни было. Его гипертрофированное эго заслоняло даже солнце.

А чего ты хотела? Чтоб восток и запад поменялись местами? Чтоб случилось чудо и вместо снега в январе с неба посыпались розовые лепестки? Поведение Артура вполне предсказуемо. Да, безумно хочется, чтоб он одумался, позвонил в дверь и все объяснил, тогда Марина простила бы ему даже Катю, даже то, что он своим равнодушием чуть не довел бедную девушку до самоубийства, — несмотря ни на что, она продолжала его любить.

Но машина Артура дернулась, объезжая припаркованный синий автомобиль с засиженным голубями кузовом, и медленно покатила к выезду из двора. Возвращаться он не думал, извиняться — тем более.

Марина легонько стукнулась лбом о стекло, слизнула предательски бегущие по щекам горячие капли. В ее душе проснулась часть собственной сущности, с которой она раньше не сталкивалась. Это даже не второе — третье «я» ныло, канючило, билось головой о стены и лопотало: «Ну что тебе стоило потерпеть Катю, видно же, что Артур не знает, как от нее избавиться, но ему ее попросту жалко: она шантажирует его суицидом. Тогда Артур часто бывал бы рядом, и можно было трогать его, чувствовать его в себе. Да, он жестокий, но разве тебе это не нравится? Нужно принимать человека со всеми его недостатками. Тем более что у Артура достоинств больше».

— Нет! — крикнула Марина и ударила стену кулаком, распахнула окно и заорала: — Ну и вали, нарцисс. Гад бесчувственный!

Понятное дело, никто, кроме соседей, ее не слышал: «Мицубиси» Артура уже исчез из виду, и Марина впервые в полной мере ощутила натянувшиеся канаты уз. Будто привязанную к автомобилю, теперь ее вздернуло, протащило по комнате и ударило о стену.

Оглушенная, она села на пол, обхватив себя руками, и принялась себе доказывать:

— Думаешь, ты единственный мужик и я буду убиваться? Черта с два! Да я завтра же кого-нибудь найду, козел! Ты еще пожалеешь!

Марина понимала, что уже послезавтра Артур ее вряд ли вспомнит, и от этого делалось тоскливо и бесприютно. Безумно хотелось остаться хотя бы в его памяти — она ведь сделала для этого все: отвергла его, не стала прогибаться, в отличие от Кати и сотен таких же дурочек. Ну не умеет она подставлять другую щеку.

Вот и пусть помнит как единственную женщину, давшую сдачи.

Но самоутешение работало слабо, слезы катились, а в душе ширилось, росло чувство утраты, как растет расстояние между берегом и удаляющимся кораблем с алыми парусами, куда она безнадежно опоздала.

Поднявшись, Марина протопала к холодильнику, хлебнула холодной воды из запотевшего стакана. Все, Кнышева. Пореви сегодня-завтра, а потом станет легче, ты успокоишься и забудешь… Нет, такого не забудешь, но воспоминания о нем померкнут, утратят материальность, и ты положишь их в копилку опыта, чтобы доставать иногда и любоваться, как драгоценными камнями.